Механическое пианино
Шрифт:
– Господи!
– Не волнуйся. С такой кровью, как у тебя, ты великолепно справишься с этим делом, каким бы оно ни было.
– Благодарю вас.
Пол вернулся в очередь вместе с Гартом.
– Он очень любит вас, не правда ли? – спросил Гарт.
– Старый друг моего отца. Он сказал, что хорошо быть со мной на одном борту.
– О! – Гарт был слегка обеспокоен. Явная ложь Пола впервые подчеркнула их соперничество. И он пропустил мимо ушей слова Пола. Шеферд вымотал бы все кишки Полу и (правда, более деликатно) Кронеру, но узнал бы до последнего
Пол почувствовал к Гарту искреннюю симпатию.
– Пошли, дружок, давай поймаем парочку незнакомцев.
– Это будет трудновато. Мы ведь бывали здесь уже не раз. Пол.
– А ты ищи какого-нибудь юнца со щеками как яблоко, только что со школьной скамьи.
– А вот как раз такой.
– Беррингер! – изумленно проговорил Пол. Когда машины выявляли список людей Айлиума, заслуживающих приглашения на Лужок, карточка Беррингера спокойно оставалась на своем месте. Это был последний человек на Заводах, заслуживающий приглашения. И все-таки он оказался здесь.
Ясно было, что Беррингер понимает, что сейчас творится в голове Пола, и ответил он на пристальный взгляд наглой улыбкой.
Бэйер встал между ними.
– Забыл, забыл, собирался сказать, да забыл, – затараторил он. – Беррингер, о Беррингер. Кронер сказал, чтобы я сообщил тебе, а я забыл, забыл начисто.
– Какого черта его сюда занесло?
– Сюда Кронер его взял. В последнюю минуту, понимаешь? Хм… Кронер решил, что, если мальчишку не пригласят, это окончательно разобьет сердце его отца после того, что произошло с Чарли Шашистом, и вообще.
– Вот до чего доходит система определения заслуг, – сказал Пол.
Бэйер кивнул.
– Так, так, доходит, это уж точно, до этого доходит. – Он пожал плечами и иронически поднял брови. – Чик, чик – и за окошко.
Пол вдруг понял, что Бэйер, возможно наиболее справедливый, разумный и чистосердечный человек из всех, с кем ему приходилось сталкиваться, страшно похож на машину, интересуется только теми проблемами, которые ему подсовывают, занимается любой из этих проблем с одинаковой энергией, не обращая внимания ни на степень ее важности, ни на масштабы.
Пол еще раз посмотрел на Беррингера и увидел, что компаньоном того по столику является Шеферд, что на Беррингере такая же зеленая рубашка, но тут же забыл о них.
Вместе с Гартом они отыскали, наконец, пару юных незнакомцев, рядом с которыми было два свободных места, и уселись.
Рыжеволосый юнец, сидевший рядом с Полом, взглянул на его жетон.
– О, доктор Протеус! Я слышал о вас. Как поживаете, сэр?
– Просто Пол, без всяких докторов. Отлично, а вы? – Он поглядел на жетон своего соседа: «Доктор Эдмунд Л. Гаррисон, Заводы Итака».
«Познакомьтесь с сидящим рядом, – проговорил громкоговоритель. – Не разговаривайте ни с кем, кого вы знали ранее».
– Женаты? – спросил Пол.
«Ради этого вы и находитесь здесь – ради того, чтобы познакомиться с новыми людьми и тем самым расширить ваши горизонты», – сказал громкоговоритель.
– Нет, сэр, я обру…
«Чем
– Я обручен, – докончил доктор Гаррисон.
– Девушка из Итаки?
«Два свободных места, джентльмены, два свободных места в углу. Прямо перед вами. Быстрее занимайте места, потому что предстоит очень насыщенная программа, а все хотят поскорее познакомиться друг с другом», – сказал громкоговоритель.
– Нет, сэр, – сказал доктор Гаррисон. – Она из Атланты. – Он еще раз пригляделся к жетону Пола. – Не сын ли вы…
«Теперь, когда вы все расселись по местам и знакомитесь друг с другом, как вы смотрите на то, чтобы нам всем вместе спеть песню?» – сказал громкоговоритель.
– Да, это был мой отец, – сказал Пол.
«Раскройте „Песенник“ на двадцать восьмой странице, – сказал громкоговоритель. – Двадцать восьмая страница, двадцать восьмая!»
– Да, это был человек, – сказал Гаррисон.
– Да, – сказал Пол.
«Подожди, пока солнце засияет, Нелли!» – выкрикнул громкоговоритель. – Нашли? Двадцать восьмая страница! Вот и хорошо, а теперь – начали!»
Оркестр в дальнем конце зала, точно стадо слонов, набросился на мелодию с такой яростью, будто объявил священную войну тишине. В этом грохоте невозможно было сохранить доброе отношение даже по отношению к себе. Желудок Пола сжался от судорожной спазмы, он утратил буквально все вкусовые ощущения, великолепные и страшно дорогие блюда проталкивались им в желудок с таким безразличием, как будто это была конина с какой-то бурдой.
– Пол, Пол, Пол, эй, Пол! – крикнул Бэйер через стол. – Пол!
– Что?
– Это же тебя вызывают, это вызывают тебя!
«Не говорите мне, что капитан Команды Синих настолько пуглив, что сбежал в последнюю минуту, – саркастически надрывался громкоговоритель. – Ну, давайте! Где же капитан Синих?!»
Пол встал и поднял руку.
– Здесь, – откликнулся он и сам не расслышал свого голоса.
Приветственные крики и неодобрительные восклицания встретили его в соотношении один к трем. В него полетели смятые бумажные салфетки и маринованные вишни, служившие до этого украшением салатов.
«Хорошо, – сказал громкоговоритель насмешливым тоном, – послушаем теперь вашу песню».
Чьи-то руки вцепились в Пола и подняли вверх, и мощным потоком одетых в синие рубашки людей его понесло по проходу к возвышению для оркестра.
Его высадили на эстраде, и вокруг него выстроился кордон. Устроитель церемоний, полный краснолицый старик с полным, как у женщины, бюстом, сунул ему в руки «Песенник». Оркестр разразился боевой песней Команды Синих.
– О Команда Синих, ты испытанная и закаленная команда, – начал Пол. Громкоговорители вернули ему его голос – чужой и угрожающий, усиленный электронным приспособлением до степени какой-то яростной уверенности и решительности. – И нет команд, столь же хороших, как ты!