Механизм пространства
Шрифт:
Отец всех ветров рассмеялся, сдерживая мощь дыхания. Ох уж эти человечки! Копошатся, торопятся, считают минуты, как скряга – монеты, а дунь всерьез, и что осталось? Прах к праху, и по ветру развеяли. Спрячешь ли молнию в банку? Обрушишь ли гору пригоршней лабораторной дряни? Сократишь ли дорогу пыхтящей жестянкой?
Устрашишь ли старика Хроноса тиканьем часов?
Рассмеявшись, Великий Ветер умчался по синей дороге. Это люди идут от рождения к смерти, не имея возможности свернуть или отступить. Это они дышат, каждым вздохом утверждая неодолимый закон: смерть прошлого и рождение будущего. Иначе не бывает. Академик Эрстед еще не изобрел Механизм Времени.
Зато ветры, случается, дуют вспять. И время
Синее поле – дорога ветров. И наслоение крестов, как решетка на окне – красный прямой крест Святого Георга, защитника Англии, белый косой крест Святого Андрея, покровителя Шотландии, красный косой крест Святого Патрика, патрона Ирландии.
Небо надежно закрещено островными лордами.
Не вырвешься.
Праздничная Ницца осталась за горизонтом. Впереди ждала надменная Британия. Вересковые пустоши Уэльса. Зелень холмов Шропшира. Сырые туманы Лондона. Озера долины Глен-Мор, где, по слухам, водятся чудовища.
И корабельные верфи Блэкуолла.
Акт II
Броненосец «Warrior»
«…Из фрегата „Warrior“ выходит совсем не то, что мы желали, но, истратив на него столько денег, посмотрим, что из него выйдет…»
«Не смущайся приходом неожиданных гостей!»
Сцена первая
Ромео из Теддингтона
1
– Бом! Бом-м!..
Негромкий, но тяжелый, словно литой из свинца, голос колокола проник сквозь шторы, властно ворвался в сумрачный, освещенный лишь огнем камина, кабинет.
– Бом, – без всякого выражения шевельнул губами, отвечая, джентльмен средних лет. Он с удобством расположился в кресле у камина. – Страшновато, признаться. Но интересно.
– Какой интерес вы нашли в этом звуке, милорд?
Хриплый каркающий голос (интер-р-рес!..) прозвучал из темного угла. Говорившему кресла не досталось, и он устроился на стуле с высокой резной спинкой. Такие были в моде более века назад, во времена Регентства.
– Посудите сами, мистер Бейтс, – тонкие пальцы джентльмена зашевелись щупальцами осьминога. – Я живу в этом доме без малого сорок лет и слышу звон с детства. В округе две церкви, но звонят не там. Где именно – я так и не узнал. Представляете? Можно, конечно, спросить в полиции. Можно даже нанять сыщика. Но я решил оставить все, как есть. Пусть в жизни присутствует загадка. Честно говоря, она меня страшит. Но что, если разгадка еще ужасней? Вы обратили внимание на цвет огня? Сейчас он зеленый.
Казалось, пламя услышало его слова. Взметнувшись вверх, на краткий миг оно замерло, рассыпая изумрудные блестки – и упало на россыпь углей, краснея от смущения. Впрочем, зелень не ушла, дразнясь веселыми язычками. Изумруд сменялся синим сапфиром, желтел, исчезал, чтобы появиться вновь и вновь.
Тьма, сочившаяся из плотно закрытых окон, смеялась над играми огня.
– Вы правы, милорд. Очень красиво.
Хриплый голос развеял чары. Огонь съежился, прижимаясь к багряным углям, отдавая пространство мгле и сырости. Волшебная сказка исчезла, не начавшись. Ни эльфов, ни фей – промозглый вечер, темный кабинет, двое людей у камина.
– Я вырос возле порта, милорд. Из нашего дома
– Вы жили рядом с портом, мистер Бейтс? Какая романтика! Утренний бриз, чайки, загорелые моряки в тавернах; корабли, уходящие в дальние страны… Нет-нет, не надо мне рассказывать, как живут бедняки на берегах Темзы. Месяц назад я возглавлял парламентскую комиссию, мы обследовали доки Тилбери и разбирались с жалобами тамошних обитателей. Цифры в отчетах ужасают, но когда видишь своими глазами… Самое страшное, что люди отчаялись. Они никому не верят. Ни его величеству, ни министрам, ни палате Общин… Они не надеются даже на Провидение!
– Провидение – очень медлительный джентльмен, милорд.
Мистер Бейтс провел широкой ладонью по пышным бакенбардам, вцепился пальцами в крепкий, давно не бритый подбородок.
– Милорд! Я бы не касался этого предмета, но вы сами изволили избрать тему разговора. Я выполняю ваши поручения и получаю за это свои гинеи. Вы щедры, и я вам признателен. В этом мой интерес. Но верить и надеяться? Кому, милорд? Вашей партии вигов? Верноподданной оппозиции его Величества? Скорее люди поверят генералу Нэду Лудду из Шервудского леса – тому, кто руководил разрушителями проклятых ткацких машин. Мой родственник был из луддитов. [28] Сначала его подстрелили при Питерлоо, [29] потом сослали в Австралию за организацию тред-юниона. Впрочем, в тред-юнионы я тоже не верю… Простите, милорд, разговорился!
28
Луддиты – разрушители машин на фабриках, последователи Нэда Лудда («Генерал Лудд»), который в припадке бешенства разрушил два чулочных станка. Парламент принял билль о смертной казни для луддитов, что дало повод к речи Байрона в палате лордов. Через два года смертную казнь заменили ссылкой.
29
Питерлоо («Манчестерская резня») – кровавый разгон митинга в Питерсфилде. На мирных жителей (в т. ч. женщин и детей), требующих избирательной реформы, напали отряды регулярной армии, в частности, гусары – участники битвы при Ватерлоо (отсюда – «Питерлоо»).
– Отнюдь!
Лорд Джон Рассел поднялся из кресла. Рука-осьминог велела собеседнику, вскочившему со стула, не беспокоиться. Сидите, намекнул осьминог, мы не против.
– У вас, мистер Бейтс, есть дар сворачивать в нужном направлении. Питерлоо! Август 1819 года; считай, десять лет назад. Блестящая победа армии его величества над злокозненными супостатами – английскими рабочими. Пятнадцать убитых, шесть сотен раненых… Как изящно выразился лорд Джордж:
И виселиц ряд оживляет картину,Свободы расцвет знаменуя собой.Губы Джона Рассела раздвинула приятная улыбка:
– Кстати! Помните ли вы того, кто командовал нашим победоносным воинством? Великого героя, Ганнибала и Цезаря в одном лице?
– Ха! – ладонь мистера Бейтса сжалась в кулак. – Как не помнить, милорд! Истинный аристократ.
Странное дело! – последнее слово, несмотря на обилие «р», прозвучало мягко и вкрадчиво, словно его выговорил не каркающий владелец бакенбард, а кто-то иной.
– Вы правы, – согласился хозяин кабинета. – Третий сын лорда Гаррет-Коллей, графа Морнингтона. Воспитывался в Итоне, потом в Анжерском военном училище, во Франции… Аристократ!