Mein lieber friend
Шрифт:
– На вот яблоко, – сказал он.
– Спасибо.
Яблоко оказалось кислым и червивым. Двое других соседей лежали под капельницами и разгадывали кроссворд. Один из них, кажется, был геолог. Другой вертолетчик.
– Город, где родился Маяковский?
Никто из них не мог ответить.
– Багдади, – сказал я.
– С какой это стати Маяковский в Багдаде родился, парень? – удивился геолог.
– Багдади – это в Грузии, – уточнил я.
С того момента он не взлюбил меня. Всячески подкалывал. Но я не велся. Плевать я на него хотел.
Утренний
Наконец присела ко мне.
– Ну как дела мужчина?
– Хорошо.
Ее руки коснулись моего живота. Я непроизвольно вздрогнул.
– Больно?– спросила она.
– Нет.
– А здесь?
– Нет.
– Не обманываешь?
– Нет.
– Ну ладно.
Кажется, я произвел на нее впечатление.
Все называли ее наша Мэри. Мэри – хорошо. А наша – нет. Я не хотел делить ее ни с кем. Наверное, ей было лет тридцать. Для меня тогда всем взрослым было тридцать лет. Лицо у нее было конечно так себе. Но вот ноги просто класс! У толстяка аж слюни текли от ее ног в чулках на высоких каблуках. Ноги были просто сногшибательные. И походка тоже. По-моему
вся палата сходила с ума от ее походки. Даже толстяк. А больше всех этот геолог.
– Я ее сегодня накрою, – сказал он.
– Кишка тонка, – усмехнулся вертолетчик. – Ты и Ракшасика грозился накрыть, но так и не накрыл.
– Ставлю свой виноград летун против твоей банки меда что накрою!
– Идет.
Они поспорили. Толстяк разбил.
– Сегодня, – завелся опять геолог, – попытаюсь пробраться к нашей Мэри под крылышко. Не привык спать один.
– И я не привык, – ответил вертолетчик.
– Пожалуй, у этой ноги не хуже чем у Ракшасика.
– Не хуже. Лучше даже.
– У этой не хуже. Сегодня я ее накрою.
– У этой ноги лучше. И запах от нее очень приятный. Чем это она душится? Сначала я его как-то не воспринимал. А потом разнюхал.
– Не сумею заснуть, пока не накрою ее. Вот увидишь летун – она не сможет мне отказать.
В больнице вечер наступает рано.
После ужина я размечтался – представил, как я предупреждаю ее об опасности и в награду встречаю ее в своей постели. Все было очень просто. Она выпивает вина, раздевается и ложится со мной под одеяло. Дальше все было сложнее. Я довольно смутно представлял себе где взять в больнице вина и что нудно делать со взрослой женщиной в постели. Но…Но в конце концов она то уж должна знать!
Среди ночи я проснулся. Что-то было не так. Подо мной хлюпала липкая теплая жижа. И запах. Запах бил прямо в нос.
Геолог лежал тихо. Вертолетчик похрапывал. Толстяк сопел и ворочался.
Я закрыл
Наверное, это все из-за червивого яблока.
Я подождал еще несколько минут – может оно как-то исчезнет? Но оно не исчезало. Что же теперь будет?
Я стянул с себя кальсоны, скомкал простыню. Вытер полотенцем матрас. Засунул все в тумбочку. Полежал немного. Запах только усилился. Стянул у вертолетчика из сумки одеколон. Побрызгал. Меня чуть не вырвало.
Я представил себе картину.
Утро. Мэри входит в палату. Присаживается ко мне.
Начинает принюхивается. Морщит нос. Просто презрительно морщит нос…
Эх! Жаль, что моя болезнь не смертельна. Я готов был умереть. Честное слово. С мертвого – какой спрос?
Выскреб все из тумбочки. Осторожно выглянул в коридор. Никого. Пробежал мимо столика дежурной сестры. Голова немного закружилась. В туалете тоже никого. Включил воду. Эта чертова жижа не так то легко отстирывалась. Пальцы сводило от ледяной воды. Я полоскал и отжимал. Полоскал и отжимал. Наконец коричневые пятна почти исчезли. Я отжал как можно сильнее и двинул обратно. Теперь уж не так страшно – если что скажу – пролил на себя компот. У кабинета дежурного врача на секунду остановился. Там горел свет. Видимо она не спала. Вдруг дверь открылась – передо мной стояла Мэри.
– Зачем ты встал?– удивилась она.
Я не мог и слова сказать.
– Зачем ты встал?– повторила она.
Я молчал.
– У тебя строгий постельный режим. Тебе нельзя вставать.
Я не двигался.
– Ну?
Я не двигался.
– А ну ка зайдем, – сказала она.
Мы зашли к ней в кабинет.
– Ну? Чего молчишь?
– У меня сегодня моча уже почти совсем белая, – это все что я сумел из себя выдавить.
– Еще не совсем, – улыбнулась она.
От нее веяло неведомым мне ароматом.
– Дай мне руку.
Я дал, другой рукой держа перед собой мокрые кальсоны и простыню.
– Какая холодная рука. У тебя хорошие родители, – улыбнулась она. – Папа такой серьезный.
Причем здесь родители? Причем здесь папа? К чему это она? Наверное, что-то отразилось на моем лице. Разочарование или что-нибудь в этом роде. Она вдруг наклонилась ко мне и поцеловала в щеку.
Комок застрял у меня в горле. На миг я почувствовал, как проваливаюсь куда-то и краснею. Но только на миг. Моя ладонь все еще была в ее руке.
– Он сказал, что вас накроет сегодня.
– Что?
– Он сказал, что вас накроет сегодня.
– Кто?
– Геолог. Он сказал, что вас накроет сегодня.
– Какой геолог?
– Ну тот…У окна.
Она явно не понимала о чем я.
– Геолог сказал, что вас накроет сегодня, – закричал я.
Она улыбнулась.
– Иди ложись, дурачок. Ты чего так раскричался?
Меня аж передернуло. Мне вдруг все стало ясно. Она с ним заодно. Она была с ним. С этим геологом. Точно. И с вертолетчиком. А может даже и с Толстяком. Все они заодно.