Меланхолия гения. Ларс фон Триер. Жизнь, фильмы, фобии
Шрифт:
– Потому что если человек боится ошибиться, все как бы съеживается. В один из первых съемочных дней Ларс сказал: «Все, спасибо, отлично». На что оператор возразил: «Это ведь не в фокусе». И Ларс согласился: «Да, ну и черт с ним!» Тогда я понял, что мы на пути куда-то в совсем другой мир, – говорит Стеллан Скарсгорд.
Кадры фильма «Рассекая волны» должны были быть максимально похожи на кадры из документального фильма, потому что только огромные объемы реализма
Немного красок в фильм разрешили добавить художнику Перу Киркебю, когда режиссер нашел очередной способ восстать против своих преподавателей из Института кинематографии, на сей раз разделив фильм на главы и предварив каждую из них грандиозными панорамными картинами в цифровой обработке Киркебю. Картины были снабжены заголовками и сопровождались музыкой семидесятых годов, напоминавшей о духе времени и задававшей ритм большого мира, окружавшего закоснелый шотландский приход.
Другие цвета достались ассистирующему режиссеру Мортену Арнфреду, особенно самые трудоемкие в палитре, как, например, съемки на нефтяной платформе, куда сам Триер соваться не отваживался. Именно Арнфред снимал сцену, в которой нефть брызжет фонтаном и в голову Яна врезается бур.
– Ларс сидел в тепле и покое и пил кофе в каком-то офисе неподалеку, – смеется Мортен Арнфред. – В то время как мы все были перемазаны в грязи по уши.
И потом, во время видеоконференции, после того как актеры несколько раз отыграли всю драму с каскадами грязи и раскачивающимся буром, Ларс фон Триер задал группе неосторожный вопрос.
– Мы не можем просто повторить это еще раз? – спросил режиссер.
– И это вот его «просто», – смеется Мортен Арнфред. – Каждый дубль требовал ужасно долгой подготовки. Нет, твою мать! Мы тут убиваемся, пока ты сидишь на своей плоской заднице и ешь ванильный рогалик.
Однако нельзя сказать, чтобы пребывание на острове Скай стало для режиссера одним сплошным ванильным рогаликом, вспоминает Вибеке Винделев: Триер с ужасом думал о предстоящем возвращении через Ла-Манш.
– Мы говорили об этом каждый божий день. А что, если вдруг шторм? А как долго он должен ждать, прежде чем заехать на борт? Большая часть времени съемочной группы ушла на обсуждение этой темы, – говорит она. – О самом фильме мы говорили гораздо меньше.
Маленький Ларс и большой Триер
Вибеке Винделев познакомилась с Ларсом фон Триером во время своей работы в «Датской киностудии», где он как раз заканчивал снимать «Элемент преступления», выйдя при этом так далеко за оговоренные временные рамки и ведя себя «настолько истерично и настолько несправедливо, что он всех достал», вспоминает она. Так что было бы преувеличением сказать, что у нее сердце обливалось кровью, когда она отказалась продюсировать его следующий фильм, «Эпидемия».
– Я помню, что подумала: «Ох нет, меня действительно всерьез раздражает то, что он говорит».
Позже, когда она начала работать в «Центропе», Триер предложил ей поработать с ним на фильме «Рассекая волны», и свое боевое крещение
– Ларс не умеет общаться с людьми, он инвалид в социальном отношении. Один этот его вечный саркастический тон чего стоит. Полустуденческий, вынесенный из того времени, когда нужно всегда ходить окольными путями, – говорит она.
В той поездке она одна отвечала за все. Проверяла прогнозы погоды, находила вертолетные съемки, была реквизитором, готовила еду в лагере и, по большому счету, вообще следила за поддержанием нужного ритма земного вращения, не получая за это никакой видимой благодарности. Так что, когда в один из дней она вернулась с раздобытой где-то машиной и Триер сказал ей: «Знаешь, вообще-то, когда ты здесь, все гораздо проще», она восприняла его слова как упрек. И только гораздо позже, в разговоре с Петером Ольбеком, рассказавшим ей, как Триер был восхищен тогда ее умениями, она поняла, что его замечание, по всей видимости, «было высшей степенью похвалы».
Мне, как оказывается, еще повезло получить довольно теплые впечатления от вращения в близком к Триеру кругу, в то время как Вибеке Винделев довелось в полной мере прочувствовать остроту жала режиссера, которое – и об этом упоминают многие, с кем я разговаривал, – может оставаться под кожей довольно долго. Однако, как это бывает со многими видами насекомых, карательные акции фон Триера частенько не проходят бесследно и для него самого. Как, например, та, которую он начал, когда Вибеке Винделев после десяти лет работы ушла из «Центропы».
– Она была такой общей мамой, с железным характером, – объясняет Петер Ольбек. – При ней Ларс мог позволить себе быть маленьким и странным. Поэтому, наверное, ему было так тяжело пережить то, что она больше не хотела с ним возиться. Подобные приостановления отношений находятся за пределами его понимания.
Вибеке Винделев вспоминает те почти ритуальные приступы ярости, которые – как она со временем поняла – нападали на режиссера каждый раз после окончания съемок.
– Когда мы полностью закончили снимать «Рассекая волны», ну вот буквально на следующий же день после этого, он выругал меня за то, что я не уволила оператора, Поля, при том что он сам решил его оставить, – рассказывает она. – Позже я заметила, что это происходит каждый раз, когда Ларс заканчивает работу над очередным фильмом. Каждый раз он на меня нападал, потому что теперь ему нечего было делать и он начинал нервничать.
Страхи Ларса фон Триера всегда сопряжены с ужасными трудностями и ужасной же истерией: например, когда режиссера нужно отправить куда-то в кемпере – как говорит Вибеке Винделев, «со своим домиком на спине, своим туалетом и тому подобным». Или в Каннах, когда его нужно вывести из дворца и провести огородами туда, где его подберет машина и подвезет на оставшееся расстояние. Когда нужно забронировать ему место в кинотеатре возле выхода, чтобы он мог побыстрее оттуда уйти – и ни в коем случае не наткнуться при этом на журналистов. По крайней мере, сам он утверждает, что не хочет сталкиваться с журналистами.