Мелкий бес
Шрифт:
На новой квартире тотчас же отслужили молебен. Необходимо было, по расчетам Передонова, показать, что он — человек верующий. Во время молебна запах ладана, кружа его голову, вызвал в нем смутное настроение, похожее на молитвенное.
Одно странное обстоятельство смутило его. Откуда-то прибежала удивительная тварь неопределенных очертаний, — маленькая, серая, юркая недотыкомка. Она посмеивалась, и дрожала, и вертелась вокруг Передонова. Когда же он протягивал к ней руку, она быстро ускользала за дверь или под шкап, и через минуту появлялась снова, и дрожала, и дразнилась, — серая, безликая, юркая.
Наконец,
Да, хорошо, если она совсем укатилась. А может быть, она живет в этой квартире, где-нибудь под полом, и опять станет приходить и дразнить? Тоскливо и холодно стало Передонову. — И к чему вся эта нечисть на свете? — подумал он.
Когда молебен кончился, когда гости разошлись, Передонов долго думал о том, где бы могла скрываться недотыкомка. Варвара ушла к Грушиной, а Передонов отправился, на поиски, и принялся перерывать ее вещи.
Не в кармане ли унесла ее Варвара? — думал Передонов. — Много ей надо места! Спрячется в кармане, и будет сидеть, пока срок не придет.
Одно Варварино платье привлекло внимание Передонова. Оно все было в оборках, бантиках, лентах, словно нарочно сшито, чтобы можно было спрятать кого-нибудь. Передонов долго рассматривал его, потом с усилием, при помощи ножа, — вырвал, отчасти вырезал карман, и бросил его в печку, а затем принялся рвать и резать на мелкие куски все платье. В его голове бродили смутные странные мысли, а на душе было безнадежно тоскливо.
Скоро вернулась Варвара, — еще Передонов кромсал остатки платья.
Она подумала, [20] что он пьян, и принялась ругаться. Передонов слушал долго, и наконец сказал:
— Чего лаешься, дура! Ты, может быть, чёрта в кармане носишь. Должен же я позаботиться, что тут делается.
Варвара опешила. Довольный произведенным впечатлением, он поспешно отыскал шапку, и отправился играть на билиарде. Варвара выбежала в переднюю и, пока Передонов надевал пальто, кричала:
20
Было: сообразила.
— Это ты, может быть, чёрта в кармане носишь, а у меня нет никакого чёрта. Откуда я тебе чёрта возьму? Разве по заказу из Голландии тебе выписать!
В тот же день к вечеру Передонов явился к директору, — поговорить по делу.
Директор, Николай Власьевич Хрипач, имел известное число правил, которые столь удобно прикладывались к жизни, что придерживаться их было нисколько не обременительно. По службе он спокойно исполнял все, что требовалось законами или распоряжениями начальства, а также правилами общепринятого умеренного либерализма. Поэтому начальство, родители и ученики равно довольны были директором. Сомнительных случаев, нерешительности, колебаний он не знал, да и к чему они? всегда можно опереться или на постановление педагогического совета, или на предписание начальства. Столь же правилен и спокоен был он в личных сношениях. Самая наружность его являла вид
В кабинете его на полках стояло много книг; из некоторых он делал выписки. Когда выписок накоплялось достаточно, составлялся учебник, печатался и расходился, не так, как расходятся книжки Ушинского или Евтушевского, но все-таки хорошо. Иногда он составлял, преимущественно по заграничным книжкам, компиляцию, почтенную и никому не нужную, и печатал ее в журнале, тоже почтенном и тоже никому не нужном. Детей у него было много, и все они, мальчики и девочки, уже обнаруживали зачатки разнообразных талантов.
Передонов угрюмо говорил:
— Вот вы всё на меня нападаете, Николай Власьевич. Вам на меня, может быть, клевещут, а я ничего такого не делаю.
— Извините, — прервал директор, — я не могу понять, о каких клеветах вы изволите упоминать. В деле управления вверенною мне гимназией я руководствуюсь собственными моими наблюдениями, и смею надеяться, что моя служебная опытность достаточна для того, чтобы с должною правильностью оценивать то, что я вижу и слышу, тем более, при том внимательном отношении к делу, которое я ставлю себе за непременное правило, — говорил Хрипач быстро и отчетливо, и голос его раздавался сухо и ясно, подобно треску, издаваемому цинковыми прутьями, когда их сгибают. — Что же касается моего личного о вас мнения, то я и ныне продолжаю думать, что в вашей служебной деятельности обнаруживаются досадные пробелы.
— Да, — угрюмо сказал Передонов, — вы взяли себе в голову, что я никуда не гожусь, а я постоянно о гимназии забочусь.
Хрипач с удивлением поднял брови, и вопросительно поглядел на Передонова.
— Вы не замечаете, — продолжал Передонов, — что у нас в гимназии скандал может выйти, и никто не замечает, один я уследил.
— Какой скандал? — с сухим смешком спросил Хрипач, и проворно заходил по кабинету. — Вы меня интригуете, хотя, скажу откровенно, я мало верю возможности скандала в гимназии.
— Да, а вот вы не знаете, кого вы нынче приняли, — сказал Передонов с таким злорадством, что Хрипач приостановился, и внимательно посмотрел на него.
— Все вновь принятые наперечет, — сухо сказал он. — При том же принятые в первый класс, очевидно, не были еще исключены из другой гимназии, а единственный поступивший в пятый класс прибыл к нам с такими рекомендациями, которые исключают возможность нелестных предположений.
— Да, только его не к нам надо бы отдать, а в другое заведение, — угрюмо, словно нехотя, промолвил Передонов.
— Объяснитесь, Арадальон Борисыч, прошу вас, — сказал Хрипач. — Надеюсь, вы не хотите сказать, что Пыльникова следует отправить в колонию для малолетних преступников?
— Нет, эту тварь надо отправить в пансион без древних языков, — злобно сказал Передонов, и глаза его сверкнули злостью.
Хрипач, засунув руки в карманы домашнего коротенького пиджака, смотрел на Передонова с необычайным удивлением.
— Какой пансион? — спросил он. — Известно ли вам, какие учреждения именуются таким образом? И если известно, то как решились вы сделать такое непристойное сопоставление?