Мельничиха из Тихого Омута 2

Лакомка Ната

Значит, всё-таки, ведьмовство. Эдит ведьмачила с местными девицами. И сейчас я расплачиваюсь за то, что мельничиха основала подпольную артель по производству приворотных зелий. Чудесно. Просто чудесно.

Я встала и прошлась по кухне — от стола к печке и обратно, заложив руки за спину и задумчиво наклонив голову.

Димаку надоело ждать, и он развязно сказал:

— Ну так что? Мы поладим? Впрочем, могу скинуть пять золотых. Если будете добры ко мне, хозяйка.

— Что? — я обернулась, глядя на него сверху вниз.

— Если мы поладим не только

в делах, — подмигнул мне Димак. — Вы женщина красивая, я сразу это заметил. Пять золотых ведь на дороге не валяются, верно?

— Благодарю, но замуж я не собираюсь, — решила отшутиться на такое совсем не заманчивое предложение.

— А я вас и не замуж зову, — хохотнул он. — Просто если захотите уменьшить сумму по долгу, я готов и уступить. Если вы готовы уступить.

И этот гадёныш опять мне подмигнул.

На мгновение я потеряла дар речи. Закхей, Римсби, судья — они, хоть, замуж звали, а этот…

Но нельзя показывать, что ты боишься, Света. Только выкажешь страх — считай, что пропала.

С шантажистами я никогда не общалась в своей прежней жизни, но фильмы о них смотрела, и криминальные хроники читала. Шантажист — он как клещ. Присосался — и не избавишься, пока не прихлопнешь. Прихлопнуть его, что ли?.. Ой, что-то в последнее время я стала слишком кровожадной. Сначала собиралась топить госпожу Анну, теперь вот этого…

Конечно, насчет прихлопа — это были всего лишь мысли. Я точно не смогла бы никого убить, и даже быть причастной к убийству косвенно, попросив, например, моргелютов притопить Димака. Ещё один утопленник точно никого бы не удивил. Но даже из-за такой жадной гадины не стоит марать руки и душу.

Поэтому я скрестила руки на груди с самым дерзким видом и сказала, глядя на Димака в упор и с усмешкой:

— Да, пять золотых не валяются. И двадцать тоже не валяются. Но я что-то не помню, чтобы была вам должна. Есть свидетели? Или расписка? Если нет, то — увы. Плакали ваши денежки, дорогой шантажист.

Наградой за маленькую речь было растерянное лицо Димака.

Ага! Значит, ни свидетелей, ни расписки Эдит не оставила. Хоть на это ума хватило. А слова одного против слов другого — это всего лишь слова. Их к делу не пришьешь.

— Это ты к чему? — мигом сбросил Димак показную вежливость, переходя на «ты». — Ты совсем ничего не боишься, ведьма? Да мне только заикнуться про твоих курочек — и тебя на площадь за волосы приволокут, и выдерут там при всех, а потом сожгут, что угольков не останется!..

— Пошел вон, — процедила я сквозь зубы.

— Страх потеряла?! — теперь Димок выглядел не растерянным.

Он был злой, как чёрт, и даже не скрывал этого. Поднялся из-за стола, отер ладонью губы и вдруг хохотнул:

— Бесись, бесись, рыжая! Тебе идет злость. Только и Димак не так прост. Посмотрим, как ты запоешь, когда я тебя прижму.

Он и правда попытался прижать — к стенке печки, напирая грудью.

— Думаешь, такая умная? — сказал он, презрительно выпятив нижнюю губу. — Я знаю, с кем ты ко мне приходила. Я вас, голубушек, так под крылышки прихвачу, что только трепыхаться будете.

Можно

было уже сто раз позвать на помощь или дать нахалу по физиономии самой, но я медлила, потому что надеялась, что услышу что-то полезное. Например, кто же та «голубушка», что приходила с Эдит за ингредиентами для колдовского зелья.

— Ничего ты не знаешь, — сказала я. — И знаешь, что я не ведьма. Была бы ведьмой, уже превратила бы тебя в лягушку. В мерзкую жабу.

— Что за сказочки для деток? — осклабился он. — Какие жабы? Я всё про тебя знаю. И про подружку твою. Мельницу ты как построила? На какие-такие барыши? А мужа потом утопила, чтобы не мешал? Мне про тебя всё известно. Так что не жадничай, у тебя ведь куры денег не клюют…

Он попытался поймать меня за край корсажа, и моё терпение лопнуло.

Под руку подвернулась верная метла, которой я гоняла ещё моргелютов, и я сначала ткнула Димака в бок, заставив крякнуть и отскочить, а потом схватила метлу на манер копья, прутьями от себя, и ещё раз ткнула шантажиста — на этот раз в живот.

— Ты ещё драться?! — изумился он.

— А что ещё остаётся? — воинственно ответила я, ни на мгновение не опуская метлу. — Никакой подружки ты не видел, только болтаешь ерунду. Сказать нечего — так выметайся.

— Ах, вот мы как заговорили… — протянул Димак и вдруг перехватил метлу, пытаясь отобрать.

Некоторое время мы боролись, налетая на стулья, опрокинув квашню с тестом, а потом вывалились из дома на крыльцо.

Я услышала, как оглушительно завизжала где-то неподалеку Жонкелия, и принялась звать на помощь, а Димак будто взбесился. Он был не слишком крепкий, но злость добавляла ему сил. Он столкнул меня со ступенек, и я не упала только потому, что налетела спиной на изгородь.

— Ведьма! — сказал Димак, как сплюнул, придавив меня черенком метлы поперек туловища к столбику. — Три дня тебе, чтобы отдала деньги. Или пойду к судье и все ему выложу.

— Удачи, — точно так же бросила я ему в лицо, краем глаза замечая, что к нам бегут двое работников, и Жонкелия прыгает на месте, понукая их быстрее бежать мне на помощь.

— Вот бесстыжая, — ухмыльнулся шантажист, придавливая меня всё крепче, отчего я уже не могла дышать и только надеялась, что рёбра не треснут. — Посмотрим, как ты запоешь, когда я расскажу про твоих ку…

Договорить он не успел, потому что из-за изгороди через калитку протрусил Лексус и меланхолично, и даже как-то изящно, укусил Димака за ляжку.

В отличие от судьи, который на выходку моего ездового осла ответил лишь шипением, Димак заорал, как полоумный. Не знаю, в чем тут было дело — или в выдержке господина Кроу, или в том, что Лексус укусил шантажиста сильнее, но эффект был такой, что сидевшие на деревьях воробьи вспорхнули перепуганными стайками.

В следующую минуту Димак выплясывал передо мной какой-то странный танец, состоявший из смеси трепака и пляски аборигнов Новой Зеландии. Пытаясь освободиться от хватки Лексуса, Димак высоко вскидывал ноги, вертелся из стороны в сторону и орал, не умолкая: