Мелочи геройской жизни
Шрифт:
Навес над входом обвалился, обсыпав зверя сучьями как колючками, запорошив снегом, и навстречу непрошеным гостям вывалилось настоящее чудище. Треск ветвей слился с возмущённым рёвом, надолго отбив у людей охоту к хоровому пению и вообще любому громкому творчеству.
С перепуга ни один стрелок не попал — ни в зверя, ни (к счастью!) в бригадира.
Хозяин логова встал на дыбы, мощным ударом отмахнув рогатину вместе с дураком, додумавшимся шерудить оной в медвежьей берлоге.
— А-а-а… — сидя в снегу, тоскливым шёпотом затянул бригадир.
— Погодите меня-а! — мужик опомнился, вскочил и тоже засверкал лыжами, ориентируясь на свет факела, ставшего сейчас знаменем позорно отступающей армии… Ну и плевать, лишь бы отмороженный тыл уцелел!
Медведь поревел вслед горе-охотникам и полез обратно досыпать, ворчливо матерясь по-своему…
Белая женщина окинула взглядом поле неравного боя и завертелась-закружилась, подолом ветряного сарафана сглаживая все следы. По мановению руки обрушенные ветви вернулись на место, и берлогу снова засыпало снегом. Спокойной зимы, мишка…
Рысь вообще была ни при чём, просто по прихоти Кружевницы-Судьбы оказалась в нужном месте в нужное время.
Днём она видела, как двуногие разбрасывают мясо и тщательно зарывают в снег зубастые штуки, из-за которых на задней лапе у неё осталось два пальца.
Ночью кошка пришла за дармовой поживой. Она была слишком умной и опытной для столь примитивных ловушек и вскоре уже лезла на дерево, чтобы насладиться козлятиной, без ущерба отбитой у глупых людишек. Рысь их не боялась, и от полянки-самобранки далеко не отходила. Проглотив последний кусочек, хищница подумала, что не мешает ещё во-он тот шмат съесть, а последние два — припрятать, когда под её дерево цепочкой выбежали волки.
Кошка — что дикая, что городская — существо самостоятельное и независимое, поэтому рысь не любила волков — опасных соперников, часть которых превратилась в предателей из кольца, променявших волю на сомнительную честь прислуживать двуногим. Хищница затаилась на ветке.
Замыкающий волк остановился, принюхался и шагнул было к рысьей добыче («Х-хам!»), но бежавшая впереди самка огрызнулась, и оступившийся, виновато взвизгнув, с прижатыми ушами вернулся в цепь. След в след шли — странно. От той волчицы отчётливо пахло двуногими, однако свободные почему-то её слушались. Просто чудеса!
Волки убежали, но рысь чувствовала, что это ещё не конец, и удобно угнездилась, поджидая, чем дело закончится. Вскоре по следу вышли люди. Остановились, закрутились на месте, тыча передними лапами то назад, то вперёд.
Любопытная кошка решила спуститься ниже…
Ветка тоже была ни при чём, как и рысь, просто на неё насыпало слишком много снега, и лишняя тяжесть оказалась решающей.
Полёт был недолгим и по-своему приятным.
Кошка всегда приземляется на лапы, а уж если найдётся, что этими лапами подрать…
Двуногий почти сразу сбросил рысь
…«Х-хех», — прилизывая встопорщенную шкуру, довольно мурлыкнула рысь. Волки ушли, людишки удрали, вкусная полянка осталась в её распоряжении и уже без сюрпризов.
Ещё сотня саженей, цепь флажков и — свобода. В нескольких переходах на полтысячи вёрст тянется Оленья гряда — граница между Неверрой и Орканом, где нет застав и крепостей. Близ горячих источников даже зимой проклёвывается трава. Говорят, давным-давно драконы устраивали там гнёзда, и яйца до сих пор лежат в расселинах, прогревая землю и воду своим жаром. Рассказывают, дескать, водятся там призраки былых битв, нечисть и нежить. В общем, много слухов ходит о месте, ставшем убежищем для зверей, куда редко забредают охотники обеих стран.
Четыре стёжки сошлись у бревна, поваленного через ручей. Волки, не скрывая радости, напрыгивали друг на друга, повизгивали, шутливо кусались. Владыка мог собой гордиться: ни один не пострадал.
— За нами только Зосий и ишшо пятеро, остальные ушшли в город, — доложил вернувшийся из разведки Симка. Волки перебрались на ту сторону, и с Виллем осталась только Тиэлле.
— Плохо. Этот клещ не отцепится.
«Я возьму Зосия на себя, а ты проведёшь стаю за флажки», — велел аватар: волчица не боялась ни запаха двуногих, ни тем более каких-то лоскутков.
«Я это сделаю, — не сразу согласилась Тиэлле, немного покоробленная резким тоном. — Я вернусь домой кружным путём».
Арвиэль ждал этого момента и боялся, что всё именно так, впопыхах, и произойдёт. Но на долгие объяснения и уговоры времени не было.
«Твой дом там, где твоя стая, и домой ты вернёшься вместе с ней — весной».
— Ты с ума сошшёл, хозяин?! — окунем вытаращился кот.
— Помолчи.
Тиэлле недоумённо пригнула голову, глядя из-под бровей то на Старшего, то на ошеломлённого Симку.
«Но моя стая — вы…»
«Нет. Твоя стая — Туман и его собратья, а наша с Симеоном — Берен и все, кто живёт в кольце. Из-за вашей щенячьей глупости я уже пошёл против своих, но больше этого не повторится. Уходите».
«Я буду тебя слушаться, — Тиэлле легла на живот. — Я больше не буду охотиться в кольце, не буду убегать, не буду…»
«Тогда послушайся и уходи», — жёстко оборвал Арвиэль, Симка аж зашипел от возмущения.
— Хозяин, она ж без нас пропадёт!
«Пропаду, — жалобно подтвердила волчица, глазами ища поддержки у домового. А тот сам был растерян и расстроен: хозяин пустил его в своё подсознание, и кот знал, в чём дело… но всё равно это было неправильно. — Я без вас и дня не проживу».