Мелодия Бесконечности. Симфония чувств - первый аккорд
Шрифт:
Местные жители шутят, что с этой смотровой площадки действительно открывается отличный вид, и не видно самого этого чудовища — прямо, как парижане об Эйфелевой башне.
Молодая и энергичная Варшава — это не пыльные хранилища музеев, и примером тому может служить Музей моторизации, где для любителей автомобилей собраны экспонаты с 1930 года, в коллекции которого есть даже автомобиль Элвиса Пресли, лимузин Сталина, машина Мирлин Монро и много других знаменитых экспонатов.
Во дворце Острожских находится один из самых необычных музеев не только Польши, но и всего Старого света — музей Фредерика Шопена, могила которого, кстати сказать, находится в Париже, на кладбище Пер-Лашез, что уже было известно Маргарите
Шопен — самый знаменитый из польских музыкантов, тесно связанный с Варшавой. Его музей находится в здании дворца Острожских, где в молодости композитор давал свои самые первые концерты. Тут можно прикоснуться к его вещам — портретам, письмам, автографам, рукописным партитурам, пианино и посмертной маске композитора, здесь же проходят концерты с исполнением его произведений. Но самое интересное, как это все оформлено! Музей просто ультрасовременный — здесь масса мультимедийных экспозиций, везде сенсорные экраны, проходят концерты «живой» музыки.
Детям особенно пришлась по душе, так называемая, комната с капсулами, где на большом экране можно посмотреть интерьеры девятнадцатого века, послушать музыку великого композитора и даже ощутить запах его любимых фиалок.
Пальцы Евангелины, словно порхали над черно-белыми клавишами старого, видавшего виды, инструмента — и друзья зачарованно притихли, слушая, льющиеся в пространство, пленительные звуки «Вальса Дождя», и сердце замирало в груди, перестраиваясь на ритм этой мелодии.
Дети, и сопровождающие их лица с успехом оценили книжный магазин и миленький ресторанчик в Центре Современного Искусства, с радостью и воодушевлением приняли участие в лепке глиняных горшков в Археологическом музее, а восторгу детей не было предела, когда им разрешили забрать сотворенные своими руками поделки с собой — пусть даже это были самые маленькие и самые простенькие горшочки, зато сделанные собственноручно маленькими детскими пальчиками, заинтересованно изучали коллекцию доспехов и облачений в Музее Польской Армии и экспонаты Этнографического музея, а в Музее Конного спорта, издавна пользовавшегося уважением польской шляхты, смотрели кареты, ружья и прочие трофеи, переносящие наших героев во времена уланов и широких степей, а пополнить копилку знаний мировой литературы они смогли в Музее Литературы имени Адама Мицкевича, так же значимого для поляков, как Пушкин — для россиян или Шевченко — для украинцев, а девушки с неподдельным и бесхитростным восторгом в глазах задерживались у костюмов, мебели и предметов посуды различных стран и эпох в Национальном музее.
И вот он — Музей Независимости в бывшем дворце Радзивилловских, главная цель путешествия. С года первого раздела Польши, её история — это непрекращающаяся освободительная борьба, зачастую проигрываемая ввиду неравенства сил, а последствием восстаний нередко становились ужесточения существующих порядков, и уменьшение прав польского самоуправления.
И снова возвращение к содержанию страниц дневника…
До чего же должен был дойти произвол фашистских оккупантов, что в августе 1942 года выпустила свой знаменитый манифест Зофья Коссак-Щуцкая — польская писательница, журналистка, участница польского Сопротивления, одна из основательниц Совета помощи евреям:
«В варшавском гетто, за стеной, отрезающей его от мира, несколько сотен тысяч обречённых ожидают своей смерти. Для них нет надежды на спасение, нет ниоткуда помощи…
Число убитых евреев перевалило за миллион, и эта цифра увеличивается с каждым днём. Погибают все. Богачи и бедняки, старики и женщины, мужчины и молодёжь, грудные дети… Все они провинились тем, что родились в еврейской нации, приговорённой Гитлером к уничтожению.
Мир
Нельзя долее терпеть это молчание. Какими бы ни были его мотивы — оно бесчестно. Нельзя оставаться пассивным при виде преступления. Тот, кто молчит перед лицом убийства — становится пособником убийцы. Кто не осуждает — тот дозволяет.
Поэтому поднимаем свой голос мы, католики-поляки. Наши чувства в отношении евреев не претерпели изменений. Мы не перестаём считать их политическими, экономическими и идейными врагами Польши. Более того, мы отдаём себе отчёт в том, что они ненавидят нас больше, чем немцев, что делают нас ответственными за свою беду. Почему, на каком основании — это остаётся тайной еврейской души, тем не менее, это непрестанно подтверждаемый факт. Осознание этих чувств, однако не освобождает нас от обязанности осуждения преступления.
Мы не хотим быть Пилатами. Мы не можем действием противостоять немецким преступлениям, мы не можем ничего сделать, никого спасти — однако мы протестуем из самой глубины сердец, охваченных состраданием, негодованием и ужасом. Этого протеста от нас требует Бог, Бог, который не дозволил убивать. Этого от нас требует христианская совесть. Каждое существо, именуемое человеком, имеет право на любовь ближнего. Кровь беззащитных взывает к Небу о мести. Кто вместе с нами не поддержит этот протест — тот не католик.
Мы протестуем в то же время и как поляки. Мы не верим в то, что Польша могла бы получить пользу от немецких зверств. Напротив. В упорном молчании международного еврейства, в усилиях немецкой пропаганды, уже сейчас старающейся переложить вину за резню евреев на литовцев и… поляков, мы чувствуем враждебную для нас акцию. В равной степени мы осознаём, сколь ядовит бывает посев преступления. Принудительное участие польской нации в кровавом зрелище, разыгрывающемся на польских землях, может легко взрастить невосприимчивость к чужой беде, садизму и прежде всего опасное убеждение в том, что можно безнаказанно убивать ближних своих. Кто не понимает этого, кто гордое, свободное прошлое Польши посмел бы соединить с нечестивой радостью при виде несчастья ближнего своего — тем самым не есть ни католик, ни поляк!».
Только вчитайтесь в эти строки — насколько тяжелым было положение, что вызывало сочувствие даже у недолюбливавших евреев, поляков и волну праведного гнева и протеста против такого бесправия.
И среди всего этого кошмара за стенами варшавского гетто, куда людей согнали насильно, отобрав у них все их средства и всё их имущество, где пищевые пайки обрекали на голодную смерть, откуда людей тысячами увозили на смерть, где непокоренный народ продолжал бороться, создавая подпольные пекарни, организовывая побеги и вооруженные восстания, нашлось место для той прекрасной истории, что узнала Ева из записок Ханны — то, что человечество обязано помнить и не имеет права забывать.