Мелодия души
Шрифт:
То, что она увидела, было полной неожиданностью. Понять, что изображено на картине, действительно было трудно: пестрое смешение зеленого, коричневого, синего цветов. Резкие мазки взмывали вверх и почти сливались в одной точке. Ей еще никогда не приходилось видеть ничего подобного. Принцесса даже посочувствовала королю... Однако, что бы ни пытался Октавий изобразить на картине, он делал это со страстной убежденностью. Картина "говорила", хотя языка ее никто не мог понять.
– Октавий, - сказала она, заметив, что принц обернулся и наблюдает за ней через щелочки
– Я чувствую, что в картине есть смысл, но не понимаю его.
Он всплеснул руками, и принцесса поняла, что ему не терпится рассказать ей о том, что изображено на картине. Он указал на деревья вокруг, на небо над головой и, протянув вверх руки, откинул голову и закрыл глаза, описывая руками спирали в воздухе. Лицо его выражало самозабвенный восторг.
– Это полет!
– радостно закричала принцесса и захлопала в ладоши.
– Это же быстрый-быстрый полет!
Глава вторая
Глава вторая
Первое, что бросилось Анджеле в глаза, когда она отправилас на прогулку по Бриару, - чистота городских улиц. Король Октавий, будто оправдывая свое римское имя, использовал и переделывал для своих нужд достижения жителей семи холмов.
В городе была развитая канализационная система, и жителям не приходилось избавляться от нечистот, выливая помои на улицы города. Нищих тоже не было видно. Зато имелся некоторый переизбыток дворников, которые сосредоточенно мели и так довольно чистый тротуар.
Оран был первым королевством, где была объявлена свобода вероисповедания, и Анджела с интересом осмотрела достопримечательность города - достроенный совсем недавно храм язычников из Великой Тартарии.
Вдоволь наглядевшись на чудное сооружение, задумавшаяся Анджела несколько заплутала и вышла на тихую улочку, слишком тихую после оживленного проспекта, и поняла, что, кажется, заблудилась.
Она обратилась к горожанину, одетому как студент-разночинец в зеленый камзол с золотыми обшлагами, сидящему на скамеечке в тени дерева.
– Милейший, не могли бы вы подсказать мне, как мне пройти к Опере?
Анджелу поселили всего в пяти минутах ходьбы от места работы, а здание Оперы служило ей ориентиром.
Горожанин даже не обернулся. Улица была пустынна, а маэстрина поняла, что начинает уставать, и заплутать еще больше ей не хотелось.
Она кашлянула, привлекая внимание и переступила с ноги на ногу, тень ее переместилась и упала перед скамейкой, и именно это движение привлекаю студента.
– Прошу простить меня, сударыня, - произнес он хорошо поставленным голосом со странным акцентом, который Анджела, говорившая на шести языках, не сумела распознать.
– Я вас не заметил.
Анджела повторил свой вопрос. Студент охотно и подробно объяснил куда ей идти и где сворачивать.
– Пройдите вниз до перекрестка, а затем поверните налево...
Пользуясь этой подробной пошаговой инструкцией,
Вскоре она увидел роскошное здание, у парадного выхода которого собралась толпа студентов, одетых так же, как и давешний собеседник молодого маэстро.
Вели они себя довольно странно: молча размахивали руками. Приглядевшись, Анджела поняля, что у этих помахиваний есть определенная система, что юноши, очевидно, общаются на некоем придуманном языке.
"Студенческая забава" - подумала она. Обернувшись, она заметил, что его знакомый тоже присоединился к своим товарищам.
Кого Анджела не ожидала увидеть здесь, так это короля, вышедшего из дверей и раскланивавшегося с дородным пожилым мужчиной в ректорской мантии. Заметив взгляд, король кивком поприветствовал певицу и быстрым, энергичным шагом направился к ожидавшей его карете.
Анджела увидела табличку на воротах и, приблизившись, прочитал написанное на ней: "Оранский институт глухих". Должно быть, его величество является патроном института. Маэстрину едва заметно передернуло от одной только мысли о потере слуха. Она предпочла бы смерть невозможности слушать музыку и петь. Бедные люди!
***
Октавию исполнилось десять, когда принцессе пришла в голову мысль научить его говорить. Как-то раз при ней он чего-то испугался и вскрикнул, и Амалия задумалась над тем, что голос-то у жениха не потерян. Не получится ли этим воспользоваться?
– Октавий, ты никогда не пытался говорить?
– спросила Амалия как-то раз, когда они сидели у водопада. Фрейлины Амалии сидели чуть поодаль. Октавий, для которого расстояние между людьми не играло большой роли, если губы видны четко, видел, как они обсуждают какого-то Ламетри. Когда Амалия дотронулась до его плеча, он обернулся.
– Мне кажется, это возможно. Знаешь, милый, ведь ты издаешь звуки, особенно когда смеешься. Наверное, ты смог бы говорить, если бы слышал. Ты когда-нибудь пытался?
Октавий показал указательным пальцем на себя, затем почти соединил указательный и большой палец, потом подвигал губами, будто говорит.
– "Когда был совсем маленький, я немного говорил, " - вот что значили эти жесты, которые они придумали за два года тесного общения. Много этими знаками было не выразить, но все же облегчало их разговор. Принцесса была большой болтушкой, так что от Октавия чаще всего требовалось только отрицательно или согласно кивать головой.
– Ты?
– Она удивленно взглянула на него.
– Ты умел говорить? И слышал? Что же произошло?
Октавий приложил ладонь ко лбу, и закатил глаза, будто ему плохо, а потом закрыл ладонями уши.
– "У меня была сильная лихорадка,"- как мог объяснил он.
– "И после этого я перестал слышать."
– Я этого не знала. Ты помнишь звук, Октавий? Ты помнишь речь?
– "Нет," - печально ответил он.
– " Нет, я был слишком мал."