Мелодия встреч и разлук

Райт Лариса

— Мамочка?

— Натали, семь утра! Почему ты не спишь? — спрашивает Алина, стараясь снять с себя мгновенно обвившегося вокруг шеи уже очень тяжелого ребенка. — Прекрати. Дай раздеться. — Она кидает каталог на столик. Теперь о нем можно забыть до позднего вечера. Алина расплачивается с водителем, занесшим сумки в квартиру, закрывает за ним дверь и оборачивается к дочери:

— Вот теперь здравствуй.

— Здравствуй! — визжит Натали.

— Тише! Лену разбудишь.

— Ну и что? Ей пора уходить. Ты же вернулась.

— Бессовестная хитрюга!

— Точно, — поддерживает выглянувшая из комнаты заспанная няня. — Раз так, буду собираться.

Лена

выпровожена восвояси. Натали ходит за матерью по пятам и выполняет все указания. Она спокойна и покладиста: чистит зубы, одевается, без ворчания съедает нелюбимую овсяную кашу. Лишь на предложение поспать вместе еще пару часиков отвечает категоричным отказом. Слишком жаль выкидывать из целого дня вдвоем с мамой столько времени.

— Осталась всего неделя, — радостно сообщает Натали после завтрака.

«Это она об учебе», — догадывается Алина.

— Я знаю. Куда бы ты хотела поехать?

— А ты?

«Я бы хотела остаться дома и никуда не выходить. От смены стран, часовых поясов, климатов и самолетов уже кружится голова».

— На море? — наконец предлагает Алина.

— Можно, — покорно соглашается Натали.

— Не слышу энтузиазма.

— Да нет. Отличная идея.

— Какую страну выберем? Турция, Египет, Кипр? Европейские пляжи или, может, что-нибудь экзотическое?

— Мне все равно, мам. Выбирай ты.

Алина с готовностью открывает буклет какого-то туристического агентства.

— Смотри, здесь тебе нравится? Адриатическое побережье — отличный вариант. Недалеко от Рима, а в Риме очень красиво. Хочешь увидеть вечный город?

— Давай.

— А что, если остановиться на Кипре? Там тоже интересно. Много аквапарков, а в горах живут муфлоны. Есть даже экскурсии в те места, где они водятся.

— Кто такие муфлоны?

— Горные козлы. Хочешь на них посмотреть?

— Почему бы и нет?

— А может, выберем экзотику: Мальдивы, Сейшелы, Барбадос? Посмотри сюда: какие пальмы и песок белый— белый, даже на фотографии ослепляет.

— Красиво…

— Натали, да что с тобой? Тебе все это не нравится? Ты хочешь чего-то другого?

— Мне все нравится, мамочка. — Натали хочет чего-то другого. Чего-то вполне определенного и совершенно невозможного. Но в этом она ни за что не признается. Зачем расстраивать маму? — Поедем, куда ты решишь. Мне правда все равно.

— Странно. — Алина действительно удивлена. Еще прошлым летом они договорились с Натали, что, если она сумеет исправить в следующем году оценки по русскому языку и чтению (эти предметы в первом классе давались ей с трудом из-за проведенного в Америке детства), будет сама выбирать, куда отправиться на каникулы. Откуда такое равнодушие?

Натали, хоть и маленькая, могла бы легко ответить на этот вопрос: если нет возможности поехать туда, куда действительно хочется больше всего на свете, то другие варианты теряют свою привлекательность, и не имеет никакого значения, что же из них предпочесть в конечном итоге.

Так и не выбрав ничего конкретного, мать и дочь выходят из дома. В программе зоопарк, фастфуд и еще тридцать три удовольствия. В девять вечера утомленная приключениями и невообразимо довольная Натали уже крепко спит. А Алина ожидаемой усталости не чувствует. Есть возможность отсмотреть снимки и пролистать каталог. Решает начать с последнего. Она уже дошла до середины тома, отметив глаза людей, на которых летел из-за ограды разъяренный бык, и улыбку девушки с нарисованными алой помадой сердечками на щеках и надписью «Kosovo» на лбу, когда неожиданно между

страницами обнаружила запечатанный белый конверт. «Реклама», — тут же решает женщина, собираясь отложить ненужное письмо, чтобы потом выкинуть, но краем глаза увидела на конверте свою фамилию и адрес. «Значит, в каталог оно завалилось случайно». Алина откладывает каталог, рассматривает странное послание. Ни имя отправителя, ни адрес ей ни о чем не говорят. Алина — не следователь и не детектив. Она не умеет выстраивать моментальных логических цепочек и мгновенно догадываться о чем-то, имея лишь намек на доказательства. Она равнодушно распечатывает конверт, нисколько не думая о том, что из города, из которого отправлено письмо, кто-то вот уже без малого тридцать лет шлет переводы работнице кладбища в Казахстане.

Перед ней несколько сложенных вчетверо листов. Алина разворачивает первый:

«Славочка, милая, здравствуй…» — тут же откладывает. «Чушь какая-то!» Берет вторую бумажку. Она ситуацию не проясняет: «Тонечка, родная моя, прежде чем начнешь читать это письмо, пообещай мне сжечь…» Алина в замешательстве: «Славочки, Тонечки. А я-то здесь при чем?» Алина раскрывает последний лист:

Алина, здравствуйте!

Вы меня не знаете, но, возможно, помните мою сестру Антонину Степановну Самохину. Она много лет была вашей соседкой. Знакомы вы и с моим сыном Владом Гальпериным. Так получилось, что он носит другую фамилию, и эта фамилия не принадлежит его отцу. Вы, наверное, удивляетесь, зачем я пишу то, что не имеет к вам никакого отношения. Но, деточка, «вещи не такие, какими кажутся». Прежде, чем делать выводы, пожалуйста, прочтите те два письма, что, вероятно, уже отложили. Прочтите их, а потом, если не иссякнет в вас желание выслушать меня, вернитесь к этой странице…

Заинтригованная женщина послушно возвращается к отложенным листам. Через несколько строк она забывает и о каталоге, и о фотографиях, и о том, что завтра ей рано вставать. Алина читает до глубокой ночи, читает десять раз подряд, меряет квартиру беспокойными шагами, читает снова, оттирает в ванной лицо от черных дорожек льющейся по щекам туши, читает опять. Наконец, она берет в руки отложенное письмо:

…Итак, моя дорогая, вы прочитали. Не знаю, что вы чувствуете сейчас. Возможно, проклинаете меня. Возможно, жалеете. Наверное, я в полной мере заслуживаю и того и другого. Скорее всего, мне следовало бы открыться сыну, но я хотела, чтобы именно вы поняли: в этом мире нет ничего более ценного, чем близость родных людей. Подумайте об этом, дорогая. Надеюсь, ваше решение будет правильным.

Искренне ваша,

матушка Серафима

(Станислава Степановна Самохина)

Еще несколько минут Алина не может пошевелиться, сидит, пытаясь осознать, что именно она сейчас чувствует и какого решения ждет от нее монахиня. Она еще не уверена, она пока сомневается, но ноги уже сами несут ее в детскую, руки расталкивают спящую дочь, а губы лихорадочно шепчут:

— Натали, Натали! Детка, я знаю, куда мы поедем на каникулы.

— Куда? — лениво, сонно, без малейшего интереса.

Алина крепко прижимает ребенка к себе.

— В Америку, милая, в Нью-Йорк. К Мэри. Она, наверное, соскучилась.