Мелодия звёзд
Шрифт:
– Правда?
– Нет. – Я улыбнулась. – Меня только один раз сбил внедорожник, и то в моем родном штате.
Я услышала звук пружин. Интересно, он лежит на своей кровати? Интересно, как выглядит его комната. Как зона бедствия, или мама уже поработала над ней?
– А чем занимается твой отец? – спросил он.
Почему вдруг он подумал о моем отце?
Я заправила волосы за уши, но мои упрямые пряди коснулись подбородка.
– Он был ведущим гитаристом группы The Derelicts.
– Был?
– Он
– Черт, – пробормотал Тен.
– Да. – Я собралась было спросить, слышал ли он о The Derelicts, но потом вспомнила, что он ненавидит музыку.
– А твоя мама? Чем она занимается?
– Моя мать тоже умерла.
Я тихо вздохнула.
– Прости, Тен.
– Все нормально. Она умерла очень давно. Рак сердца.
– Рак сердца?
– Разве я сказал рак? Я имел в виду сердечный приступ. У нее было больное сердце.
Я была немного озадачена тем, как отстраненно он говорил о ее смерти, но потом подумала, что Тен был не очень близок с ней. Ну, или отчужденность – это его способ справиться с потерей.
– Значит, остались только ты, твой отец и твоя младшая сестра?
– Да.
– Сколько лет твоей сестре?
– Двенадцать, – в трубке послышался тяжелый вздох. – Ты задаешь слишком много вопросов, Энджи.
У меня по спине пробежали мурашки.
– Я просто пыталась быть дружелюбной.
– Это единственная причина, по которой ты интересуешься моей семьей?
Я разозлилась, потому что не я одна задавала вопросы.
– Ты думаешь, я пытаюсь подлизываться к тебе, потому что твой отец адвокат в шоу-бизнесе? Приди в себя.
Вместо того чтобы повести себя по-взрослому, я бросила трубку, почувствовав сильное желание швырнуть об стену телефон, который он мне подарил.
Вот тебе и попытка быть вежливой.
9. Морозит покруче холодильника
Всю субботу я пыталась придумать текст песни.
Я думала, что будет легко подобрать слова к моей мелодии, но это оказалось не так-то просто. Я отбросила блокнот в сторону и включила плейлист «Новинки недели» на Spotify для вдохновения. Это не помогло, я надела кроссовки и выбежала на улицу. Я не бегаю далеко или долго, я бегаю достаточно, чтобы избавиться от писательского блока.
Папа, по-видимому, часто ходил на пробежки, когда работал над своей музыкой. Это то немногое, что мама рассказала мне о нем.
Вернувшись домой, я прошла мимо душа и направилась к пианино. Я играла мелодию, останавливаясь, чтобы набросать новые слова, затем я переставляла аккорды.
– Энджи, я дома! – крикнула мама.
Небо вдруг стало электрического синего оттенка.
Я помассировала
Помогая ей убирать продукты, я спросила:
– Что у нас на ужин?
– Макароны с сыром с ореховым соусом. Хочешь помочь?
– Нет. Но я понаблюдаю и побуду диджеем.
– Почему ты никогда не готовишь?
– Потому что у меня это плохо получается, мам. У меня все либо подгорает, либо я путаю пропорции. Помнишь, как ты попросила меня запечь сладкую морковь на День Благодарения, и я добавила четверть чашки соли вместо сахара?
Она улыбнулась.
– До сих пор не понимаю, как можно было добавить столько соли, не подумав, что это слишком много.
– Именно это я и имею в виду. – Я нашла в телефоне недавний плейлист и синхронизировала его с беспроводными динамиками на кухне. Когда музыка заиграла, я налила себе стакан газировки и села на один из кожаных стульев, спрятанных под барной стойкой.
Мама почистила тыкву, разрезала ее пополам, зачерпнула мякоть и выбросила ее в утилизатор пищевых отходов, а затем нарезала оставшуюся твердую часть. Когда она наполнила большой горшок водой, тимьяном и другими специями, я вдруг решила сыграть ей свою песню.
Прежде чем я успела передумать, я сказала:
– Сегодня я написала песню.
Я не стала упоминать конкурс Моны Стоун. Мне скоро придется об этом заговорить, но не сегодня, я еще не готова.
Она опустила кубики тыквы в кипящий бульон.
– Можно мне послушать?
Я кивнула. Мама пошла за мной в гостиную и села на наш диван кремового цвета. Я наклонила голову, в шее что-то хрустнуло, затем я вытянула пальцы и положила их на клавиши, которые все еще были теплыми. Я не смотрела на маму, когда играла свою песню, боясь того, что могла увидеть на ее лице.
И когда закончила играть, тоже не смотрела на нее.
По крайней мере, пару минут.
Когда молчание стало слишком тягостным, я потерла свои липкие руки, положила их на колени и развернулась к ней.
– О чем ты думала?
– Я думала, что это… – она провела пальцем по одной из декоративных нашивок на своей армейской зеленой блузке, – было неплохо. – Мама одарила меня улыбкой, но в глазах не было ничего.
Мне показалось, что она пыталась быть вежливой, что странно, потому что она моя мама. Ей не нужно быть вежливой, ей нужно быть честной.
Я взглянула наверх на лампу, которая гудела. Или, может быть, это звенело у меня в ушах.
– Мне… мне нужно проверить, как там паста, – сказала она. Если она пыталась уничтожить мой энтузиазм, у нее это отлично вышло.