Меморандум киллеров
Шрифт:
Все содержимое вытряхнул на большой стол. Ножом вскрыл подсадку, вытащил поддон, перетряхнул все немногочисленные вещи иорданца — пусто. Вытащил деревянные колодки из лакированных ботинок, отодрал подошвы и каблуки…
Странное дело, собрался бежать, а с собой ничего не взял. Может, думал еще вернуться? Или все свои денежки уже давно перевел в какой-нибудь офшор? А это все — просто для отвода глаз? Нет, нутром чуял опытный сыскарь Тимофей Слонов, что в чем-то здесь непорядок. Не должно так быть.
Ну, опять же, как любой выезжающий из страны иностранец, он обязан был пройти строгий контроль, таможенный досмотр. Или не обязан?
Слонов взял обувную колодку, внимательно оглядел, подергал пружину, приспособленную для растяжки обуви. Сработано на совесть. Потряс — дерево, оно и есть дерево, чего с него взять.
Может, иорданец разместил свои ценности на себе, любимом? А что, самое время и проверить…
Слонов поднялся со стула, укоризненно покачал головой, словно осуждая собственные мысли, вздохнул и поднял подвальный люк. Включил яркий свет, заглянул и полез по лесенке вниз. Иорданец, все в той же шерстяной шапочке, надвинутой на лицо почти до подбородка, испуганно забился в угол, хотя рядом стоял металлический, с пружинной сеткой лежак с наброшенным поверх соломенным матрасом.
— Ну что, Мустафа, понимаешь по-русски?
Иорданец отрицательно затряс головой. А Слонов вздохнул. Сдернул с его головы шапочку, отчего тот заморгал, ослепленный слишком яркой лампой. Содрал скотч со рта.
— Врешь ты, Мухранчик, — брезгливо сказал Слонов, — все ты, однако, понимаешь, чукча вонючая. А сейчас я тебя допрашивать стану. И обыск производить, ясно, аль-Салех, твою мать? Вставай!
Но тот снова испуганно затряс головой. Тогда Тимофей ухватил иорданца сзади за перемычку наручников и резким рывком оторвал от пола, отчего руки толстяка вскинулись вверх, а сам он, изогнувшись колесом, завопил от сильной боли в суставах. Но Тимофей был безжалостен. Он волоком дотащил извивающуюся и орущую тушу до лежака и швырнул пленника лицом на матрас. И пока тот, стеная и рыдая, приходил в себя, Слонов ловко отомкнул один из браслетов, перекинул короткую цепочку через железную спинку лежака и, подтянув освобожденную руку, снова замкнул на ней браслет. То же самое проделал и с ногами Мустафы, чтоб не брыкался.
Иорданец лежал теперь ничком, прикованный к спинке и раме кровати, и безостановочно, нудно стонал.
— Ну вот, — удовлетворенно заметил Тимофей, — а теперь мы займемся личным досмотром. Приходилось раньше-то?
Не дождавшись ответа, он рывком завернул пиджак иорданца на вытянутые вперед его руки. При этом на бетонный пол посыпалось все, что находилось в карманах. Но то была мелочь — ключи, монетки, пухлый бумажник с небольшим количеством валюты и российских купюр, документы, билет на самолет и прочее, не имеющее существенного значения для Тимофея. Но он все выпавшее методично собрал и сложил кучкой. Затем он снова обыскал все карманы пиджака и перешел к брюкам. Расстегнув ремень, он их просто сдернул к щиколоткам пленника, который снова истошно завопил, задергался, сопротивляясь такому хамскому с собой обращению.
Слонов пошарил в карманах брюк, кинул в общую кучу выпавший из них носовой платок, свернутые в толстую трубку доллары. Усмехнулся: ишь ты, ну прямо как гангстер какой чикагский! Но это были, конечно, не те
— Слушай, Мустафа, — сделал вид, что догадался, Тимофей, — а-может, ты, как наши курьеры, перевозящие наркотики, в заднице у себя валюту прячешь, а? Давай проверим? — И он одним резким движением сорвал с пленника широченные трусы, оголив пухлые, как у жирной бабы, смуглые ягодицы.
Иорданец, прикованный к лежаку, бился большой рыхлой грудой, истошно орал, но так как лицо было утоплено в его собственном скомканном пиджаке, Слонов слышал только вопли и всхлипы. Чтобы прекратить истерику, он открытой ладонью смачно врезал по голой заднице, оставив на ней внушительный багровый отпечаток. Затем зашел со стороны головы иорданца и за жидкие волосы на затылке приподнял ее.
— Вот ты все шумишь, Мустафа, — строго заговорил Слонов, — а надо слушать, что я тебе говорю. Послушаешь, поймешь и, когда согласишься со мной, спокойно улетишь в свою аль-Хашимию, или как ее у вас зовут, понятно? А не станешь слушаться, тогда… Я ж ведь личный досмотр только начинаю. А знаешь, как вашего брата проверяют? Сейчас покажу на живом примере. Смотри, парень…
Слонов спокойно снял и повесил на гвоздь, вбитый в стену, свой пиджак. Расстегнул ремень, снял брюки и повесил туда же, а потом, внимательно и ласково глядя прямо в глаза иорданцу, медленно вывалил из трусов свой могучий прибор, отчего у пленника в ужасе распахнулся рот, а черные расплывшиеся глаза, казалось, вываливались из орбит.
— Вот я и проверю сейчас, что ты там прячешь у себя в заднем проходе, согласен?
— Не-э-э-эт! — вмиг вспомнил русский язык пленник. — Не надо! Я скажу! Не надо!..
— Другой разговор, — спокойно констатировал Слонов, поправляя на себе трусы и снимая с гвоздя брюки. — Но смотри, за мной не заржавеет. И как говорит мой начальник, я тебя уделаю посильнее, чем Фауст — Гете. Усек?
Тимофей вдруг рассмеялся, вспомнив, как в аналогичном положении истошно орала под ним похотливая сучка Анька, а ведь ей-то уж подобные приемы, поди, не в новинку. Нетрудно представить, что сейчас творилось бы и с этим козлом!..
Был, конечно, соблазн совсем уж опустить этого жирного, но Тимофей правильно рассудил, что иной раз ожидание боли, страх, который испытываешь перед ней, перед унижением, куда сильнее акта даже самого безжалостного насилия. Вот и надо, чтоб он постоянно боялся и дрожал… за собственную задницу. Хотя, по правде говоря, черт их разберет, этих арабов с их пристрастиями! Может, для кого-то и кошмар, а кому-то — в кайф? Но этот перепугался явно, что и хорошо…
Пять минут спустя сосредоточенный и внимательный майор Слонов, раскрыв на столе в кухне чемоданчик с инструментами и прилагая немалые усилия, двумя разводными ключами аккуратно вывинчивал из обувной колодки тугую стальную пружину. И когда вынул ее, из полой внутренности деревяшки на разостланную газету посыпались крупные блестящие камушки, заигравшие под светом лампы причудливыми радужными искорками.
«Непонятно, на хрена ему там брильянты? — Тимофей пожал плечами. — Своих, что ль, мало?.. — И вернулся к прежней мысли: — А «коридорчик-то зелененький», значит, все-таки был! Иначе на что он мог рассчитывать? Что рентген ничего не покажет? Фигня. Ну а уж обозначить этого умельца на таможне теперь дело техники. Без проблем. Да и Мустафа пусть пока полежит тут, отдохнет, торопиться ему некуда, может, еще чего нужное вспомнит».