Мемориал
Шрифт:
Виола захохотала.
— Тебе, Сашок, ещё рано пить рыцарский ликёр. В тамплиеры ты не годишься. Ну ладно, не обижайся. Хочешь, мы тебя поцелуем? Это мы так, ради шутки, чтобы спесь рязанскую сбить с тебя немного.
И они его поцеловали! В щёчку.
Какую чушь несли они, да простят их всемогущие боги! Они разбирали какую-то современную сатиро-бытовую пьесу. Кузен вертел глазами и подхихикивал. А я так вообще рот разинул, чувствуя, что у меня от этой пошлости уши заворачиваются.
Через час Эйрена под руку проводила племяша до двери, поворковала с ним и распрощалась. Повезло
— Слушай, Ирка, а нас не «пишут»? — спросила Виола.
— Нет, — отвечала та, бросив нам страшно-старческий взгляд. — Я проверяла. Я такие штуки чувствую.
— Дай водки, — попросила Виола.
Ирэн плеснула ей чего-то ярко-зелёного в рюмку. Виола махнула залпом, запила чаем. Сели они рядышком и сидели мрачные-мрачные.
— Защитник выискался… Это он Бэзила защищать пришёл, простофиля…
— Как думаешь, этот лайдак ещё придёт?
— Придёт как миленький, — Ирэна усмехнулась. — Ох и занятно будет поглядеть на их межведомственные интриги! «Разработка объекта», «наружное наблюдение»… Ха!
— Наверное, Бэзилу надо сказать насчёт профессии племянника?
— Ты что? Он его поленом по башке охреначит, и вся игра — псу под хвост. Нет, Бэзилу доверять нельзя, он человек крепкой закалки… А ты, Август, чего раскис?
— Ох, Эйрена, что-то мне нехорошо. У меня такое ощущение, что игра-то начинается больно рискованная. Ну, Елдаков, шут с ним. Вы его быстро к одному знаменателю приведёте. Но вот Контора…
— Не преувеличивай. Они ж материалисты. В их плоские мозги и прийти не может ничего реального. С тенями возятся, играют в призраки. Они пусты внутри. А чего нам бояться пустоты?
— Однако же Марк служил этой «пустоте».
— Ты что же, Август, — спросила Виола, — думаешь, что Марку всё это безразлично было? Конечно же, в нём был страшный надлом. И мы это чувствовали. Но в душе его никто не хотел копаться. Ведь это ничего не изменило бы.
Ирэн потёрла усталые глаза.
— Жаль… Ужасная это участь. Марк ещё до физической смерти носил в себе чёрные куски небытия. Поэтому с ним и было так тяжело. Зло ищет нас, Август. Марка оно нашло. Никогда не вглядывайся в глаза злу слишком долго.
— Почему?
— Ты можешь стать им. Духовная энергия — очень тонкая вещь, она может впитываться в тебя помимо твоего желания. Поэтому не спеши осуждать Марка. В один прекрасный день ты можешь оказаться на его месте, да сохранят тебя от этого боги.
Книга одиннадцатая. БИТВА У ЛАГЕРЯ
Стрела вонзилась коню в голову. Там, где начиналась грива, в самом темени, застряло пернатое древко, бронзовый наконечник пробежал череп и погрузился в мозг. Конь захрапел, поднялся на дыбы, забился в судорогах. Остальные лошади в страхе начали рваться в разные стороны. Колесница остановилась.
— Это Парис! — в отчаянии заревел Нестор. — Я видел, как этот ублюдок нас выцеливал! О, проклятие!
Ахейцы бежали. Только Нестор остался позади всех. Старик спрыгнул с колесницы и побежал отпрягать раненую лошадь, но никак не мог справиться; кони метались, а руки его дрожали.
— Одиссей, Одиссей! — кричал Диомед. — Стой, царь, что спину
Лаэртид не слышал: грохот колёс заглушил слова.
— Не бросать же его! — воскликнул сын Тидея, и вот уже колесница остановилась возле Нестора.
— Иди ко мне возницей, басилевс! Мы отобьёмся, пока наши возничие разберутся с твоей упряжкой!
— Дело! — бросил в ответ старик-геренец и, мгновенно приняв вожжи, вступил в повозку. Хлестнул Нестор коней, и они помчались, оставив Сфенела с Эвримедоном отвязывать павшую лошадь. И вовремя! Гектор, тёмный, как туча, нёсся на свежую кровь.
— Давай наперерез! — скомандовал Диомед.
Грохоча, колесницы разъехались, и оба противника успели метнуть копьё.
— Жив? — спросил Нестор, кашляя от пыли.
— Пронесло! Рядом просвистело.
— А что Гектор?
— Я ему, кажется, возницу сбил, — Тидид оглянулся. — Точно, вон — валяется на земле. Теперь гони к стану, старик! Твою колесницу уже отогнали.
— Берегись! — Нестор отбил щитом стрелу и крикнул. — Почему все бегут?
— Они рассекли наш строй! — закричал в ответ сын Тидея. — А в ближнем бою с ними трудно драться. Пригнись!
Дротик пронёсся выше, никого не задев.
— Надо же что-то сделать, собраться! Так можно и до самого стана бежать, — бросал слова Нестор сквозь пыль и грохот.
— Что сделаешь, если Зевс мечет в нас молнии?! Не болтай, гони, гони!
— Прав оказался Калхас-гадатель, будь он проклят!
— А? — не расслышал Диомед.
— Ладно, потом! — ответил старик и ещё раз хлестнул коней.
Бегство стало всеобщим. Поле заволокло пылью, и сквозь её зыбкие облака пробивались жалящие копья Солнца. Ахейское войско, разорванное на несколько отрядов, сползалось к лагерю. Некоторые пытались огрызаться: да и в самом деле — некуда уже отступать; вот он — стан, а за станом — только море и корабли. Но уже было ясно, что сегодня троянцы победили. Вся долина была усыпана трупами лошадей, а среди них то тут, то там виднелись убитые воины. С кого-то уже успели содрать драгоценные доспехи, а некоторые ещё лежали неограбленными, и сверкали на солнце их начищенные бронзовые латы, а руки сжимали то копьё, то меч. Кто-то ещё держал щит, а у кого-то он выпал из рук и валялся рядом. Лица воинов были закрыты глухой бронзой шлемов: их маски глядели спокойно и равнодушно-величественно — так, должно быть, глядят боги. Но у тех, с кого шлемы были сорваны, лица ещё хранили отпечаток того мгновения, когда наступила смерть.
Кто-то в ярости скалил зубы, у другого лицо было искажено болью, у иного — отчаянием. Но у большинства судорога схватки уже прошла, и мёртвые люди лежали на земле, будто спали, и только смертная бледность расходилась на лбу и щеках. Разлитая кровь уже не походила на кровь — она мгновенно впитывалась в сухую землю, свёртывалась и оставляла просто бурые пятна, а на трупах и оружии засыхала тонкой ржавой коростой.
Пройдёт несколько часов — и над землёй повеет сладковатый запах гниющей плоти, под жарким взглядом Гелиоса тела начнут чернеть, распухать и разлагаться, пока спасительный костёр не сожжёт останки, и земля не укроет погребальный уголь.