Мемориал
Шрифт:
— Шут её знает, поехала она или нет. Но хреновина в Коломне творится офигенная. И, кажется, она подходит к концу. И это просто замечательно. Особенно мне нравится предложение Ирэны отдать мумию. Честно говоря, я не знаю, как будет проходить этот процесс, но если царица покинет Коломну, нам всем будет только лучше.
— Тебя не пугают больше предчувствия вселенской катастрофы? — спросила его Виола.
— Нет. Всё уже кончилось. Была опасность, когда расцвёл ядовитый цветок. А сейчас огонь угасает,
— Как ты себе представляешь передачу? — на сей раз Виола обращалась к Ирэне.
— Логично было бы спросить об этом у Августа. Он у нас ясновидящий. Но в любом случае надо будет позвонить отважному Игоряхе. Как известно, мумия хранится у него в гараже на чердаке. То-то он обрадуется!
— А если Игоряхи не будет? — спросил Бэзил.
— У Фомы есть ключи от гаража. Но меня сейчас интересует другое. Мы тут за нашими хлопотами забыли о Поясе.
— Вот интересный будет процесс! — порадовался Бэзил. — Посмотреть, как будут передавать то, чего нет. Просто платье голого короля какое-то.
— Ну, Бэзил, что вы такое говорите?! Как же его нет, когда я его своими руками тащил?
— Хм. Вы-то его тащили, но его же никто не видит.
— Вот это-то как раз самое интересное: — задумалась Ирэна. — Знаете что, пан Август, несите-ка сюда этот свой: мешок.
— А стоит ли? — забеспокоился Фома. — Бог его знает, из какого он вещества. Может, прикоснёшься ненароком, а потом кондратий хватит.
— Бодрее, Фома! Где твой эсхатологический оптимизм? — с воодушевлением произнесла Эйрена. — Давай, Август, живее.
Я полез к себе в мезонин, вытащил из-под кровати старый красноватый кожаный мешок, которым пользовался ещё, кажется, дедушка Бэзила, и пошёл вниз. Там уже ждала Ирэна с плоскими весами в руках и Бэзил с какими-то датчиками.
— Ну и что? Это дедушкин портфель.
— Минутку, — Ирэн поставила весы на ломберный столик. — Ну-ка вытряхни это дело из портфеля прямо сюда.
Я перевернул портфель, и из него на весы выпал мешок.
— Матка Бозка… — шепнула Виола.
— Где же Пояс? — спросил Фома.
— Что-то я ничего не вижу! — добавил Бэзил.
— Но это странно, — сказала Ирэна. — Потому что твои весы показывают четыре килограмма. Август, подними мешок.
Я поднял.
— Ноль… — констатировал Бэзил.
Я опустил.
— Ёлки-моталки… Четыре, — Бэзил поглядел на свой датчик и добавил: — Фон спокойный. То есть, конечно, фонит малость, но в пределах нормы. Я не могу объяснить, что это за штуковина получается. Откуда берётся сила тяжести при отсутствии оптически фиксируемой массы? Если это — концентрированная энергия — то что её стабилизирует в таком случае?
— Сказал бы я, кто её стабилизирует, не к ночи будь он помянут, — Фома перекрестился и отошёл за камин.
— А ведь
— Да это я давеча его разорвал, когда вытаскивал из-под куста. Надо же было глянуть, что это такое.
Ирэн наклонилось:
— Холст ветхий… Прошит и опечатан. Печать египетская.
— И что на ней?
— Ну, Виола, дружок, ты уж совсем хорошо обо мне думаешь. Я же не египтолог и не так чётко знаю иератическое письмо. Да и сохранность неважная. Давай, Август, вынимай его.
Я вытащил золотую змею сквозь дыру в мешке. Вернее, она сама вывалилась из ветхой ткани, тяжело звякнув, отчего все вздрогнули.
— Ну конечно… — Ирэна пригляделась. — Ничего древнерусского. Напоминает Микены. Просто гладкие бляхи со скупым орнаментом, крупные полированные камни без всякой гравировки. Очень архаическая работа, если не сказать — примитивная.
— Но в «Смарагде» — совсем другое описание.
— Эх, Август, до «Смарагда» его успели уже сто раз переделать. Вот что: убирай его с глаз долой в этот портфель вместе с мешком. И неси назад, а то мне страшно стало.
— Да, ты права. И меня всего что-то выворачивает. Не хватало ещё помереть на самом интересном месте, — дрожащими руками я запихал золото обратно и, поднимаясь, услышал сзади голос Ирэны:
— Фома! Живо звони Игоряхе.
Гектор сидел у Реки, глядя на страшные чёрные волны и седые призраки, веющие над волнами. Лодка близилась. Но слишком медленно, казалось — ещё несколько стадий отделяет его от заветной цели.
— Это лишь кажется, — сказал Гермес.
Гектор оглянулся. Бог был рядом.
— Здесь нет времени, — продолжал он. — Поэтому, когда попадаешь сюда, поначалу чувствуешь мучительное беспокойство. Но беспокоиться не о чем. И ждать нечего. Здесь ничего не происходит.
— Я устал.
— Подожди. Теперь уже скоро.
Машина ехала почти в полной темноте, призрачный свет ламп казался тусклым и нереальным. Игоряхин автомобиль вёл Фома, а я сидел рядом с ним, а сзади — Виола, Эйрена, Бэзил. Имелся и ещё один пассажир. Наверху был закреплён длинный чёрный ящик — гроб, в котором находилась царица. Так мы и мчались — с чёрным гробом, плывущим в чёрном воздухе.
Всё было чисто, никто не следил.
До Старо-Голутвина мы добирались долго, около часа. А обратный путь занял всего несколько минут. Миновались: Боброво, Новая Стройка, изящный деревянный театр Струве, похожий на резную шкатулку; потом одноэтажные домики начала XX века сменились сталинскими домами, мелькнула больница и рабочий посёлок, и Петропавловское кладбище показалось, снесённое, посреди которого горел адским пламенем вечный подземный огонь из сатанинской звезды, — Старый Город пошёл — и миновался.