Memow, или Регистр смерти
Шрифт:
— Кончу?
— Ну да. В том смысле, что пока не получишь полное удовлетворение. Вот и все. Чего тебе еще нужно, разве непонятно? Не собираешься же ты ожидать бог знает чего от секса?
— Темнота, значит, нужна?
— Да, полная, абсолютная темнота, и ты обязательно выздоровеешь.
Аликино пообещал, что последует совету друга, в сущности довольно несложному. Но продолжал старательно избегать ситуаций, в которых ему пришлось бы применить этот совет на практике.
3
Осень, хоть и запоздалая, затянувшаяся, была
В городском парке, единственном обширном зеленом пятне в Болонье, народу гуляло больше, чем летом. Множество мамаш вывело сюда своих детей, немало пожилых людей, сидя на скамейках, грелось на солнышке.
Старики молчали. Кое-кто в очках, съехавших на кончик носа, читал, шевеля губами, газету, но большинство лениво посматривало на оголенную сухую землю и пыльные аллеи, усыпанные светлой галькой. Иногда, подняв глаза к чистой голубизне неба, они смотрели на голые ветви деревьев и удивлялись, что на них не видно почек либо первых зеленых листочков.
Аликино закрыл книгу, которую читал. Надо было дать отдых глазам, уставшим от яркого света, падавшего на страницу.
— Не припомню в Болонье подобной осени.
Слова эти произнес человек, сидевший рядом с Аликино. Им оказался строгий пожилой синьор, державшийся с достоинством. Маленькие глаза его смотрели на мир добродушно. Синьор был в серой шляпе с широкими полями, окаймленными шелковой тесьмой, как было в моде много лет назад, и в старомодном, но изысканного покроя пальто.
— Исключительная погода, — добавил он. — Вам не кажется?
— Как и время, в которое мы живем.
Пожилой синьор с интересом посмотрел на юношу, словно его замечание как-то особенно удивило его.
— Живем… — повторил он. Потом, не глядя на Аликино, спросил: — Какое впечатление производит на вас жизнь?
Необычный вопрос заставил Аликино задуматься. Конечно, хорошо, что недавно закончилась война, и если кому-то удалось выжить, то уже это можно считать большой удачей, только очевидно было, что вопрос, заданный пожилым синьором, подразумевал вовсе не этот, столь распространенный и уже ставший банальным ответ.
Аликино лишь пожал плечами и улыбнулся, как бы говоря: «Не знаю, что вам сказать». А сам между тем подумал: «Этот человек, наверное, школьный учитель или ученый на пенсии, который, состарившись и, возможно, оказавшись никому не нужным, только и делает теперь, что терзает себя подобными проблемами, ужасными вопросами, не имеющими ответа, — о смысле жизни и смерти. И задает их каждому встречному не столько для того, чтобы получить ответ, сколько из желания поделиться с кем-то своими тревогами, своими старческими навязчивыми идеями».
А пожилой синьор подобрал с земли горсть мелкой гальки и, сжав ладонь, высыпал ее из кулака, словно из песочных часов.
— Вы верите в то, что все уже начертано и определено? Скажем, в судьбу, предназначение, рок?
Юноша утвердительно кивнул.
— Было начертано, что сегодня мы непременно встретимся
— Наверное, это всего лишь дело случая.
— Случай ничего не определяет и не обнаруживает. Он лишь слегка касается и отлетает прочь.
Аликино вдруг почувствовал, что ему нужно поделиться с этим синьором своей заботой — ему так необходимо найти работу. Тот выслушал его с большим вниманием, вставив несколько разумных, точных, хотя и общих замечаний, и завершил беседу вежливым пожеланием:
— Уверен, что вы очень скоро найдете то, что ищете. Работу, отвечающую вашим склонностям, а не просто какую попало.
Больше им не о чем было говорить. Лед отчужденности, похоже, очень быстро образовался вновь. Пожилой синьор поднялся, обнаружив неожиданную подвижность суставов, попрощался с юношей, слегка приподняв шляпу, и удалился несколько торопливо, словно внезапно вспомнил про какое-то срочное дело.
Два дня спустя Аликино нашел работу.
Место было определенно завидное, в одном старом болонском кредитном банке — в Ссудном банке.
Поступлению на работу весьма горячо содействовал кто-то, кого Аликино не знал. Когда же он захотел выяснить, кого должен поблагодарить, возникшая у него догадка полностью подтвердилась.
Успешно рекомендовал его на службу и сам открыл ему дверь, когда Аликино явился к нему с визитом, тот самый пожилой синьор, которого он встретил в парке.
Тогда они не представились друг другу. Но откуда же в таком случае пожилой синьор узнал его имя и сообщил дирекции Ссудного банка?
Синьор Альсацио Гамберини — так звали пожилого человека — объяснил:
— В банке нам известно все обо всех. — Глаза его хитро блеснули. — Конечно же, нам не сравниться с полицией, впрочем, скоро вы сами в этом убедитесь.
Аликино был принят очень приветливо, как желанный, а главное, долгожданный гость. Синьор Гамберини провел его в строгий кабинет, обставленный тяжелой мебелью прошлого века.
— Знаете, синьор Кино… Вы позволите называть вас так?
— Буду только рад, синьор Гамберини.
— Знаете, при первой нашей встрече я заметил, что вы читали книгу Пселла «Суждения философов о душе». Этого мне было достаточно. Это истинное свидетельство ваших достоинств, лучше любого диплома. — Он внимательно посмотрел на юношу. — Но вам должна быть знакома и другая книга этого философа.
— «Вычисления, производимые демонами»?
Синьор Гамберини еле заметно кивнул.
— Мой отец держит ее под ключом в своей библиотеке.
— Наверное, ваш отец еще не понял, что вы уже готовы прочесть ее. Гораздо легче сыновьям понять своих отцов, нежели отцам — своих детей. Наверное, поэтому я не захотел иметь потомства. Если уж быть откровенным до конца, то у меня и жены никогда не было. — Улыбкой и жестом он дал понять, что тема исчерпана. — Нет, вы ни в коей мере ничем не обязаны мне, синьор Кино. Конечно, я захотел помочь вам, но сделал это в интересах банка, где много лет служил бухгалтером. Я и сейчас еще работаю там, правда уже на дому. — Он удовлетворенно потер руки. — Мы очень требовательны. Я говорю мы, потому что мне кажется, я принадлежу банку точно так же, как банк принадлежит мне.