Memow, или Регистр смерти
Шрифт:
Когда Аликино больше уже не мог отвлечь себя, не мог притворяться, будто не слышит этих невыносимых звуков, он попросил мать объяснить, что там происходит. Поначалу она пыталась отрицать очевидное, но однажды вечером, когда они ужинали в большой столовой, наконец согласилась поговорить о загадочных шагах.
— Мы скоро переедем в другую квартиру, — сказала она. — Это и есть сюрприз, который я хотела сделать тебе. Я нашла наконец дом, какой мне всегда хотелось иметь. Продаю обе квартиры, эту и ту, что наверху, и покупаю
— А что, разве квартира наверху твоя?
— Она осталась мне после смерти твоей тетушки Джустины. Это была ее квартира.
— До какого возраста она танцевала?
— До сорока пяти лет она еще была звездой. Потом у нее постепенно и безвозвратно стали отниматься ноги.
— Паралич?
— Какая-то болезнь, которую врачи не смогли определить и в конце концов оставили мою сестренку на произвол судьбы. Она больше не могла ходить. Чтобы передвигаться, ей пришлось сесть в кресло на колесиках. Тогда я и приехала в Рим. Эта квартира продавалась, и я купила ее.
— Почему ты перевезла сюда книги, которые были в Болонье?
— Об этом попросила Джустина. Она надеялась найти в них ключ к своему выздоровлению. — Фатима шумно высморкалась. — Какое это было мучение. Нельзя было наказать ее более жестоко.
Слушая рассказ матери, Аликино вспомнил начало карьеры своей тетушки, триумфальный успех, какой она имела во время войны, выступая в театрах Европы, в городах, оккупированных нацистами. Джустина была очень красивой девушкой. Слава сделала ее прямую осанку балерины еще высокомернее.
В памяти Аликино воспоминание о ней заметно стерлось. И в самом деле, он лишь изредка вспоминал тетушку, да и то только в связи с ужасной болезнью, поразившей ее.
— Квартира наверху пустует уже десять лет?
Фатима задумчиво кивнула.
— Квартира пустая, но она еще там. — Фатима отвела глаза, чтобы не встретиться с внимательным взглядом сына. — Уже давно не слышно было ее шагов. Наверное, сейчас она забеспокоилась, моя сестренка. Она знает, что я продаю ее дом, и решила уйти.
— Тайный, загадочный Рим…
— Скоро увидишь, Кино, увидишь новый дом.
— Где он находится?
— На виа Джулия. Это одна из волшебных улиц Рима.
На следующее утро Аликино проснулся, как всегда, рано. Разбудили его не шаги, а ожидание, что он вновь услышит их. Однако шагов не было слышно. Весь дом был погружен в полнейшую тишину.
Когда Фатима ушла, Аликино решил порыться в ящике, где, как он заметил, мать держала ключи, и сразу же нашел то, что искал.
Он медленно поднялся по лестнице.
Дверь в квартиру была защищена двойным замком. Аликино отпер его и вошел.
На него пахнуло затхлым воздухом и пылью. Сквозь закрытые ставни проникали полоски света. Квартира была совершенно пустой, никакой мебели, на полу валялся разный мусор — какие-то обертки, пустые бутылки.
Аликино прошел по коридорам и комнатам. В просторной гостиной он
В углу, на полу, он увидел розовые балетные туфельки с плоскими твердыми носками, которые балерины надевают для классического танца.
Но почему их три?
Правая, левая. А третья?
Аликино поднял ее, чтобы рассмотреть получше. Она, казалось, была предназначена для третьей ноги.
Несомненно, для центральной ноги.
Не было, значит, никакой палки, а были только туфельки для трех ног. Вот почему был и тройной ритм шагов. Тук тук-тук, тук тук-тук, раз два-три…
4
Однажды в середине ноября, торопливо поужинав, Фатима сумела уговорить сына отправиться вместе с ней посмотреть квартиру на виа Джулия. Это был решающий визит, от которого — так она дала понять — зависела покупка.
В девять вечера? Конечно, это было не самое подходящее время для осмотра квартиры. Но владелец, желавший продать ее, жил там один и целыми днями отсутствовал. Кроме того, объяснила Фатима, этот господин был довольно эксцентричным типом. И в самом деле, желая продать квартиру, он тем не менее выражал явное недовольство, что вынужден принимать незнакомых людей, бесцеремонно совавших нос в его домашнюю жизнь, и потому определил рамки такого беспокойства — самое большее час, вечером после ужина.
Аликино отказался бы от подобной затеи, скорее стал бы искать другую квартиру, потому что не считал разумным покупать эту, лишь мельком осмотрев ее при электрическом свете, но Фатима, успевшая за пару месяцев побывать там, хоть и очень недолго, три раза, была очарована ею. Квартира была просторная и престижная, именно такая, какую ей хотелось иметь. Вдвоем, конечно, лучше смотреть, но Аликино был уверен, что ничье мнение не повлияет на выбор, который она уже сделала.
— Не будем говорить, что ты мой сын, — предупредила Фатима, когда они направились к подъезду.
— Я же тебе говорил, что мы похожи на мужа и жену.
— Ты, как всегда, очень мил, Кино. Скажем, что ты мой племянник.
— Но почему мы вообще должны ему что-то объяснять?
Вместо ответа Фатима позвонила в колокольчик.
Прием был откровенно враждебный. Как только они вошли, владелец квартиры внимательно посмотрел на большие часы с маятником, стоявшие в прихожей. Это был прямой намек на то, чтобы было соблюдено обязательное условие — не более часа.
Аликино сразу же почувствовал какую-то неприязнь и к квартире, и к человеку, жившему тут. Часы с маятником издавали вибрирующий звон, в котором слышалось что-то мрачное и зловещее. В помещении было слишком темно и стоял сладковатый запах горелой смолы. Запах этот никогда прежде не встречался Аликино и теперь показался чрезвычайно неприятным.