Мемуары бабы Яги
Шрифт:
Василиса тяжело вздохнула и просительно посмотрела на Ягу, та хмурилась.
— Зовут-то как девицу? — спросила Яга.
— Она звалась Татьяной. — прокаркал ворон. — Ещё и Ларина, прямо как у Пушкина.
— Это у кудрявенького моего? Племянница его што-ль?
— Бабуль, бабуль, соберись! — фыркнул Кузьма. — Ты что ж всё позабывала-то! Сашенька, любимчик твой, кудрявенький, талантливый был — сказки писал, стихи всякие. Про меня целую сказку сочинил, неужто запамятовала? «…Златая цепь на дубе том. И днём, и ночью, кот-учёный, — эт я, стал быть, — всё ходит по цепи…».
— А это ещё хто? — возмутилась Яга. — Санечка всегда один приезжал!
— Всё, не могу больше, склерозница ты моя! Когда там молодильные яблоки подвезут, уже давно пора, ей сразу килограмм насыпьте, а лучше два!
— Не дерзи! — каркнул ворон и недовольно захлопал крыльями.
— Охо-хоюшки, плохо дело… Всё позабыла, Аглая. Санечка твой, поэму написал — «Евгений Онегин» называется, и придумал героев разных, так вот, по замыслу главной героиней у него была девица — образец чистоты, верности и ещё всяческих женских уловок, и звалась она Татьяной… — кот сделал многозначительную паузу. — Лариной, следишь за мыслью? А вот чем думали родители нашей Татьяны, тут уж их спросить надобно.
— Нет у неё родителей. — недовольно прокаркал ворон. — Ты, пушистый, хоть и учёный, а толком ничего прочесть не можешь. Одна она совсем. Только работой, коллективом и жила. И жених у неё был — пакостник мелкий, да вот женился на другой, только предупредить забыл, а она сегодня об этом прознала. Поэтому и пошла в лес… Да в болото наше угодила.
Вася уже не сдерживала слёз и вовсю всхлипывала.
— Дела-а-а… — задумчиво прошептала Яга. — Ну, тем и лучше, что она к нам пришла. Говорила я, судьба её привела, а она не ошибается. Васятка, будет тебе рыдать, всё поправим, аль не волшебницы мы? Сейчас домовой свои чары сплетёт, проснётся завтра утром наша ягодка, а тут ей все рады, и любят, и ждут. В сказке всё должно быть, как в сказке, и даже ещё чуточку лучше!
— Ягу-у-ся-я! — всхлипнула Василиса и бросилась в объятия Яги. — Я тебя так люблю, ты у меня такая добрая, чуткая и… — не сумев закончить фразу, Вася разрыдалась.
— Ну, будет тебе, солнышко моё. Будет плакать! — Яга ласково гладила Василису по спине. — На-ка, утри слёзки. — она протянула шёлковый платочек. — Ни к чему нам с тобой мокредь разводить. А то завтра с утра такие красавишны будем, с распухшими-то носами, что ой!
Кот переводил недоумённый взгляд с ворона на Василису, Ягу и обратно, и вдруг тоже начал всхлипывать.
— А ты чего? — удивилась Яга.
Кузьма махнул лапой и повернувшись к Яге спиной, уткнулся в кончик пушистого хвоста, как в платок.
— Девицу жалко. — придушенно мявкнул он.
— Цирк! — недовольно фыркнул ворон.
— Яхонтовый мой! Иди скорее ко мне! –растрогалась Яга и протянула к коту руки.
Кузьма в сердцах отшвырнул досье, и кинулся к Яге в объятия, успев по дороге показать ворону язык.
Домовой долго над девушкой
Татьяна безмятежно улыбалась во сне, дорожки слёз высохли, нежный румянец щёки покрыл.
Доволен остался Нафаня своей работой. На прощание ласково погладил девицу по головушке, выключил свет и тихонько притворив двери, пошёл к себе.
Василиса как домового увидела — сразу к нему с расспросами кинулась, дескать что да как, получилось, или нет.
Домовой расплылся в улыбке — вот какая внученька у него выросла, добрая, сердечная, жалостливая, в беде никого не бросит.
— Хорошо всё, Василисушка. Славная она девица, и тебе доброй подружкой будет. Вот только ещё одна закавыка осталась.
— Что ещё? — встрепенулась Яга. — Неужто не сработали чары твои?
— Да не в том дело, Аглая. Она же в мире своём много чего оставила. Сумку там с вещами, бумаги пропускные, что документами зовутся, вещицы ей привычные. Как она к нам без вещей приехать-то могла? Мои чары сильные, но от мелочи всякой да неверия разрушиться могут, не терпит магия лжи — рассыпается. — вздохнул домовой.
— Постой, дедушка, так там в комнате её, в гардеробе нарядов столько, я же сама видела! — воскликнула Василиса.
— Это мои домовые постарались, принесли то, что сейчас в миру носят. Так, то ж не её вещи, не признает она их, усомнится, вот магия и рухнет. Её вещи нужны, ей привычные. Надо кого-то в путь-дорогу снарядить, того, кто меж двумя мирами свободно ходит, без препятствий. — сказал домовой и посмотрел на Ягу.
Во внезапно повисшей паузе, кот незаметно встал на цыпочки и попятился спиной к двери.
Вдруг, все взоры разом устремились на него.
— Не, а чего сразу я-то? Я что, рыжий что ли? — недовольно ворчал кот. Его план побега только что с треском провалился.
— Кузенька, помоги. Кроме тебя некому! — взмолилась Василиса. — Серафимушка не донесёт, не с крыла ему. Нафанечка устал очень, да и приметный он, вдруг кто его заметит? Я не смогу — боюсь заплутаю с непривычки, да и без подготовки у меня не получится. А ты бесшумный, привычный для их мира. Даже если тебя и заметят, то ничего особенного не подумают. Пожалуйста! — попросила Вася, молитвенно сложив ладошки.
— Ох, женщины! — покачал головой кот. — Как что-то нужно — всегда найдут ласковое слово, обласкают, уговорят, а как до колбасы — так сразу считать начинают и жадничать.
— И записку написать требуется! — недовольно прокаркал Серафим. — Про друзей-то её, что, никто не подумал? Была девица, и раз — не стало. Вот шуму-то поднимется, поиски начнутся.
— А я и не знала про друзей… — задумчиво сказала Вася. — Так что же это получается, она не одна приехала?
— Не одна. Хвостатый, видимо запамятовал сообщить, что день рождения у неё вчера был. Вот они с друзьями на природу и приехали. Здесь наши миры близко соприкасаются. В лесу у них теперь дома стоят, куда люди разные приезжать на отдых могут — турбаза называется.