Мемуары фельдмаршала

Монтгомери Бернард

«Дорогой Монтгомери! Надеюсь, что мы скоро достигнем целей, установленных в моей последней директиве (FWD 13765), и завладеем Руром, Сааром и районом Франкфурта. Я обдумал наши дальнейшие действия. Как мне кажется, немцы будут изо всех сил оборонять Рур и Франкфурт и потерпят жестокое поражение. Их потрепанные войска, может быть, усиленные за счет ресурсов, которые они наскребут или притащат с других фронтов, вероятно, попытаются остановить наше наступление на оставшиеся важные объекты в Германии. Атакуя такие объекты, мы создадим возможности для эффективного подавления последних остатков немецких сил на западе. Более того, мы займем и другие ключевые центры и усилим нажим на немцев. Конечно, нашей главной целью остается Берлин, и для его защиты противник, скорее всего, сосредоточит основные силы. Поэтому, как мне кажется, не может быть сомнений в том, что мы должны сконцентрировать наши усилия и ресурсы для быстрого наступления на Берлин. Однако нам следует координировать нашу стратегию со стратегией русских, поэтому следует иметь в виду и альтернативные цели. Есть район северных портов: Киль — Любек — Гамбург — Бремен. Его занятие не только обеспечит нам контроль над немецким военно-морским флотом, базами в Северном море, Кильским каналом и большим промышленным регионом, но также позволит выстроить барьер на пути отступления немецких сил из Норвегии и Дании. Более того, может быть, занятие

этого района или его части поможет защитить наш фланг при наступлении на Берлин. Есть районы Ганновер — Брауншвейг и Лейпциг — Дрезден. Это важные промышленные и административные центры и центры коммуникаций на прямом пути из Рура и Франкфурта в Берлин, поэтому немцы, вероятно, будут удерживать их как промежуточные позиции для прикрытия Берлина. [292] Есть также районы Нюрнберг — Регенсбург и Аугсбург — Мюнхен. Но нельзя забывать не только о промышленном и административном значении этих районов, но и об особом политическом значении Мюнхена. Более того, может создаться насущная необходимость занять эти районы и отрезать силы противника, отступающие из Италии и с Балкан. Таким образом, становится ясно, что наши цели можно будет точно определить позже, и нам следует приготовиться к одному или к нескольким из следующих вариантов: а) следует направить силы обеих групп армий на Берлин по оси Рур — Ганновер — Берлин, или Франкфурт — Лейпциг — Берлин, или по обеим осям сразу; б) если русские опередят нас на пути к Берлину, Северная группа армий должна будет занять район Ганновера и гамбургскую группу портов. Центральная группа армий должна будет занять район Лейпциг — Дрезден, частично или полностью, в зависимости от скорости наступления русских; в) при любом развитии событий Южная группа армий должна будет занять район Аугсбург — Мюнхен. Район Нюрнберг — Регенсбург будет занят Центральной или Южной группой армий, в зависимости от ситуации, которая сложится к тому времени. Проще говоря, я хочу двинуться на Берлин как можно более прямым и быстрым путем объединенными американскими и британскими силами, при поддержке других имеющихся в нашем распоряжении сил, через ключевые центры, занимая стратегические районы на флангах, действуя в рамках единой, скоординированной операции. На данном этапе невозможно определить точно время этих ударов или их силу, но я был бы рад узнать Вашу точку зрения по основным вопросам, поставленным в моем письме. Искренне Ваш, Дуайт Д. Эйзенхауэр».

Я тщательно обдумал это послание и 18 сентября направил ему следующий ответ: [293]

«Мой дорогой Айк! Я получил Ваше письмо от 15.09.1944 и, как Вы и просили, излагаю свою точку зрения по поднятым Вами вопросам. 1. Мне кажется, что все происходящее, возможное и невозможное, очень тесно связано с ситуацией в тылу. Время является жизненно важным фактором; все, что нам предстоит сделать, должно быть сделано быстро. 2. С учетом п. 1, по моему мнению, согласованная операция с продвижением всех имеющихся наземных армий в Германию невозможна; ситуация со снабжением и ресурсами и общая политическая ситуация не позволят нам провести ее БЫСТРО. 3. Однако мы можем обеспечить адекватное снабжение имеющихся сил для осуществления задачи, если будет выбрана правильная ось наступления и если эти силы получат полный приоритет по всем аспектам, связанным со снабжением. 4. По моему личному мнению, мы не добьемся желаемого, если пойдем на такие объекты, как Нюрнберг, Аугсбург, Мюнхен и т. д., и введем наши силы в Центральную Германию. 5. Я полагаю, что наилучшей целью для наступления является Рур, с дальнейшим продвижением с севера на Берлин. На этом пути располагаются порты, и на этом пути мы сможем самым выгодным образом использовать наши военно-морские силы. На других направлениях мы сможем просто сдерживать по мере сил немецкие войска. 6. Если вы согласны с п. 5, тогда я считаю, что достаточно будет 21-й группы армий плюс 1-й американской армии из девяти дивизий. Эти силы должны располагать всем необходимым по части снабжения; другие армии должны будут делать все, что смогут, используя то, что им останется. 7. Если Вы полагаете, что п. 5 неверен и что наиболее правильным будет направление наступления через Франкфурт и Центральную Германию, тогда я предлагаю использовать 12-ю группу армий, состоящую из трех армий, обеспечив ей полное снабжение. 21-я группа армий должна будет делать все, что в ее силах, используя то, что ей останется. Может быть, 2-я британская армия сможет сыграть вспомогательную роль на левом фланге наступления. [294] 8. Короче говоря, поскольку время имеет важнейшее значение, я считаю, что мы должны решить, что необходимо для наступления на Берлин и окончания войны; все остальное играет второстепенную роль. Мне представляется, что, если Вы выберете наступление по северному направлению, трех армий будет достаточно, и с точки зрения снабжения все осуществимо. Южное направление я не изучал. 9. Считаю, что решение относительно нашего плана и целей следует принять СЕЙЧАС, и организовать все в соответствии с ним. Я не согласен с тем, что, как Вы пишете в своем письме, мы можем выжидать до более позднего времени. 10. Итак, подводя итоги: Я рекомендую северное направление наступления, через Рур (см. п. 5) В этом случае вступает в силу п. 6. 11. Надеюсь, что все вышеизложенное достаточно ясно. Это — моя точка зрения по основным вопросам, поднятым в Вашем письме. 12. Все вышеизложенное вполне согласуется с общей точкой зрения, которую я изложил Вам в телеграмме М-160 от 3 сентября. Искренне Ваш, Б. Л. Монтгомери».

Эйзенхауэр ответил на это письмо 20 сентября следующим образом:

«Дорогой Монти, в целом я настолько согласен с Вашим письмом от 18 сентября (М-526), что не могу поверить в то, что между нашими взглядами существуют какие-то серьезные различия. Я никогда не имел в виду возможность одновременного продвижения в Германию силами всех армий. Особо согласен с Вами в следующем: для общего наступления на Германию я выбираю направление от Рура на Берлин. С точки зрения снабжения это требует выполнения одного условия — скорейшего занятия подступов к Антверпену, чтобы обеспечить адекватное снабжение этого фланга. [295] Кстати, у меня до сих пор нет Ваших расчетов по тоннажу, необходимому для поддержки этого продвижения 21-й группы армий. Однако, если я правильно понял Ваши идеи, существует один момент, по которому мы с Вами расходимся. Как я прочел в Вашем письме, Вы предлагаете, чтобы все имеющиеся у нас дивизии, за исключением входящих в состав 21-й группы армий и примерно девяти дивизий 12-й группы армий, остановились на том месте, где они сейчас находятся, и чтобы мы забрали у них весь транспорт и все прочее для обеспечения одного кинжального броска на Берлин. Может быть, Вы имели в виду не совсем это, но это, безусловно, невозможно. Лично я полагаю, что мы должны распределить свои силы вдоль западных границ Германии, по возможности по Рейну, обеспечить адекватное снабжение за счет скорейшего восстановления полноценной работы антверпенского порта, а затем предпринять предлагаемое вами наступление. Все силы группы армий Бредли, за исключением армии на левом фланге, осуществляющей основные усилия, продвинутся вперед на

достаточное расстояние, чтобы, как обычно, иметь возможность поддержать главное наступление и предотвратить скопление немецких сил по фронту и флангам. Я уже приказал начальнику штаба подготовить встречу всех командующих группами армий и лиц, отвечающих за снабжение. Я совершенно уверен, что мы одинаково смотрим на ситуацию. Я просто хочу убедиться, что, когда Вы поведете Вашу группу армий на Берлин, а левый фланг Бредли начнет продвижение, чтобы поддержать Вас, Ваши остальные силы смогут обеспечить успех такого наступления. Иначе придется потратить столько сил на прикрытие тыла и флангов главного направления, что наступление очень быстро захлебнется. Как Вам известно, я на протяжении всей кампании отдавал предпочтение моему левому флангу, в том числе придал Вам 1-ю военно-десантную армию и пользовался любой возможностью, чтобы обеспечить Вам снабжение. Все остальные войска сражались, чувствуя петлю на шее (в смысле снабжения). Может быть, Вы не знаете, что Паттон в течение четырех дней подряд отражал тяжелые контратаки, а в последнюю неделю, не пытаясь реально продвинуться, он сумел взять в плен 9000 человек и подбил 270 танков. [296] Сегодня я виделся с Бредли, и, чтобы поддержать основной план и укрепить левый фланг, мы перебрасываем брестские дивизии на защиту района к востоку от Люксембурга, давая тем самым Ходжесу возможность сосредоточить все силы на своем левом фланге при наступлении на Рейн. Когда мы дойдем до Рейна, перед Бредли встанет задача выдвинуть на левом крыле сильную, полностью обеспеченную армию, которая будет сопровождать Вас на Берлин. Искренне Ваш, Дуайт Д. Эйзенхауэр».

Я сразу (21 сентября) ответил на это письмо, послав Эйзенхауэру радиограмму следующего содержания:

«Дорогой Айк, большое спасибо за письмо от 20 сентября, посланное через Гейла. Не могу согласиться с тем, что наши мнения совпадают, и уверен, что Вы хотите от меня полной искренности и открытости по основным вопросам. Я всегда призывал остановиться на правом крыле и продвигаться вперед левым, но правому крылу постоянно позволяли уходить настолько далеко, что оно оторвалось от своего снабжения, и мы утратили гибкость. Судя по Вашему письму, Вы по-прежнему хотите продвигаться правым флангом, при этом в п. 6 Вы указываете, что вся группа армий Бредли продвинется вперед на достаточное расстояние, и т. д. Я хотел бы сказать, что правый фланг 21-й группы армий должен получить четкий приказ остановиться, а если этот приказ не будет выполнен, мы столкнемся с большими трудностями. Суть вопроса, по-моему, состоит в следующем: если Вы хотите занять Рур, Вам придется бросить все силы на левый фланг и остановиться на всех прочих направлениях. Я считаю, что если этого сделано не будет, Вы не возьмете Рур. Ваш большой друг Монти».

Затем Эйзенхауэр назначил на 22 сентября совещание в своем штабе в Версале, чтобы обсудить план дальнейшего [297] ведения войны. На тот момент ситуация в Арнеме была нелегкой, а южнее немцы перерезали коридор и закрепились на главной дороге между Вегелом и Граве, к югу от Неймегена. Я решил, что не могу оставить фронт, и попросил де Гингана представлять меня на совещании. Более того, я знал, что из-за того, что я часто вступаю в полемику относительно ведения войны, я не пользуюсь большой популярностью ни в штабе Верховного главнокомандования, ни среди американских генералов, и подумал, что будет лучше держаться в стороне от новых дебатов.

Вечером де Гинган прислал мне из Версаля сообщение о том, что Эйзенхауэр на 100 процентов поддержал мой план, что основной удар будет нанесен на северном направлении и ему будет обеспечено полное снабжение. Я получил это сообщение утром 23 сентября. К этому времени ситуация в Арнеме стала совсем скверной; коридор, ведущий к Неймегену, снова перерезали, и складывалось впечатление, что нам придется отвести остатки 1-й британской воздушно-десантной дивизии за Недер-Рейн. 25 сентября дивизию действительно отвели.

Я постоянно возвращался мыслями к нашей встрече с Эйзенхауэром в моем штабе в Конде 23 августа, когда я просил его принять решение в поддержку моего плана. Он отказался. И только теперь, 23 сентября, мне сообщили, что он согласился и поддержит мой план. Он принял решение с опозданием ровно на один месяц. Уже ничто не могло помешать событиям развиваться так, как я предсказывал месяц назад.

Ситуация со снабжением по всему фронту постепенно ухудшалась. К 6 октября находившаяся на моем правом фланге 1-я американская армия оказалась не в состоянии осуществлять операции в соответствии с планом, потому что ей не хватало боеприпасов. 7 октября я из Эйндховена подробно описал Эйзенхауэру ситуацию, сложившуюся на северном фланге, и сказал, что не могу продолжать планировавшиеся операции по выходу к Рейну, если мне не доставят все ресурсы, необходимые для проведения этих операций. Я сказал, что прошу Бредли приехать ко мне на следующий день, 8 октября, чтобы обсудить положение.

Зная, что 8 октября Бредли будет у меня в Эйндховене, Эйзенхауэр прислал нам обоим послание с изложением своей [298] точки зрения на проблему, касавшуюся нас всех. Его письмо начиналось следующими словами (курсив мой):

«Основная трудность на северном фланге, судя по всему, состоит в нехватке сил перед лицом укрепления сил противника. Следовательно, план согласованной атаки на Рейне следует отложить до тех пор, пока не удастся собрать достаточные силы за счет подтягивания американских дивизий с побережья. Тем не менее планы обеих групп армий должны включать в качестве первостепенной задачи выход на линию Рейна к северу от Бонна настолько быстро, насколько это позволят человеческие возможности».

Мы с Бредли не могли согласиться с указанием. Мы были твердо убеждены, что нам следует снизить темп операций в направлении Рейна, пока не улучшится положение со снабжением. Именно это я и сообщил Эйзенхауэру, сказав, что остановил продвижение 2-й армии к Рейну и собираюсь сосредоточиться на открытии подступов к Антверпену — чтобы обеспечить полноценную работу порта.

На следующий день, 9 октября, я получил от Эйзенхауэра письмо, в котором он указывал (курсив мой):

«Если мы не добьемся возобновления работы Антверпена к середине ноября, вся операция остановится. Должен подчеркнуть, что я считаю Антверпен самой важной из наших операций на всем фронте от Швейцарии до Ла-Манша».

Это послание коренным образом отличалось от полученного накануне, в котором первоочередная задача обеих групп армий определялась как «выход на линию Рейна к северу от Бонна настолько быстро, насколько это позволят человеческие возможности». Однако теперь все мы, казалось, соглашались по вопросу о том, что следовало делать.

8 октября в мой штаб вместе с Бредли прибыл генерал Маршалл, и я долго беседовал с ним наедине в своем фургоне-кабинете. Я сказал ему, что, поскольку Эйзенхауэр принял на себя командование наземными операциями, будучи также и Верховным [299] главнокомандующим всеми вооруженными силами (сухопутными, морскими и воздушными), армии разделились по национальному, а не по географическому признаку. Не хватало «твердой руки», операции проводились под недостаточным руководством и контролем. Наши действия стали, по сути дела, разрозненными и несогласованными, и мы сами создали себе большие трудности. Маршалл слушал, но говорил мало. Становилось ясно, что он совершенно не согласен со мной.