Мемуары «Красного герцога»
Шрифт:
Супруга маршала воспользовалась этим случаем, чтобы еще больше дискредитировать и его, и его брата; со своей стороны, господин де Вильруа и президент Жанен также приложили к этому свою руку, несмотря на договоренность между ними и канцлером. Лишив канцлера власти, г-ну де Вильруа не составляло большого труда подтолкнуть Королеву к союзу с Принцем.
Случай представился благодаря герцогу Неверскому. Хотя он и помог Принцу переправиться через Луару, но открыто не поддержал его. Он явился в Бордо в начале декабря и предложил Его Величеству свое посредничество для установления мира; то же самое сделал от имени своего Короля английский посол, который сообщил,
В то же время Совтер ощутил немилость канцлера или, скорее, последствия зависти господина де Люиня, который, испытывая ревность к расположению, которое ему выказывал Король, не захотел терпеть его более при Короле. В это время Люинь был в дружбе с супругой маршала.
Благодаря ей и ее супругу, как мы об этом уже говорили, он получил губернаторство в Амбуазе и затем, в ходе последней поездки, должность капитана гвардейцев для своего третьего брата Бранта и иные поощрения, которые супруга маршала заботливо выпрашивала для них.
Люинь, как верный слуга, явился предупредить ее, что Совтер был тесно связан с канцлером и во время тайных свиданий информировал его о том, что происходило у Королевы. Он же сказал ей, что Совтер плохо отзывался о Королеве в разговоре с Королем, чем очень расстроил ее.
Он подстроил все так, что сам Король рассказал Королеве, что она лучше относится к его брату, что в этом легко убедиться, посмотрев на выражение ее лица, когда оба они входят в ее покои, что невероятно трудно бывает добиться у нее то, что нужно для Его Величества.
Королева послала за Совтером и обрушила на него свой гнев. Он оправдывался до того момента, покуда Королева не сказала ему, что сам Король предупредил ее; тогда он сознался во всем и стал умолять ее предоставить ему какую-нибудь компенсацию взамен должности старшего камердинера Короля, что она и сделала.
27 декабря Их Величества покинули наконец Бордо, а 29-го прибыли в Ла-Рошфуко, где и провели первый день нового года.
В этом году кардинал де Жуайёз скончался в Авиньоне у монсеньора де Бани, вице-легата Авиньона: задолго до этого его предупреждали, чтобы он остерегался принимать ванны, он так и не связал это предостережение с именем хозяина, у которого ему суждено было умереть.
В юности он был свидетелем того, в какой большой милости у Короля был его брат, Король сделал его своим зятем; кардинал был молод и богат; принял участие в выборе двух Пап; был старейшиной кардиналов, защитником интересов Франции; имел честь провозглашать, в качестве легата и от имени Папы, Короля вступившим на престол, а его наследником – единственного брата Короля; был главным посредником при разрешении противоречий между Его Святейшеством и Венецианской республикой; короновал Королеву в Сен-Дени и Короля – в Реймсе, видел, как его племянница, наследница всего его состояния, вышла замуж за принца крови, единственная дочь от этого брака была обещана г-ну д’Орлеану, а после его смерти – г-ну д’Анжу, оставшемуся, после смерти того, единственным братом Короля, который потом женился на ней в 1626 году.
Но прославился он не столько всеми этими отличиями, сколько тщеславием и непостоянством в отношении к нему Фортуны, характерными для всей его семьи, – из пяти братьев, среди которых лишь он один служил Церкви, трое погибли в сражениях и на дуэлях; четвертый умер капуцином, все четверо не оставили после себя потомства, тот же, кто
Этот високосный год, отмеченный чрезвычайными атмосферными явлениями, запомнился еще более благодаря тем удивительным событиям, которые происходили в королевстве; в этот год людские души оказались столь подвержены действию мятежного духа, что, несмотря на мир, который принес им успокоение, и обретя все желаемое, остались преисполненными злобой и готовыми на крайне гибельные предприятия, ввергнувшие их, к величайшему сожалению, в страх и смятение.
Кое-кто советовал Королю продолжать преследование принцев, убеждая, что тех можно с легкостью разгромить, поскольку их войска ни по численности, ни по вооружению не могли сравниться с войсками Его Величества, кроме того, он уже несколько раз имел возможность убедиться, что принцы столь озлоблены, что ненависть их только увеличивается, если к ним относиться мягко, а королевское благорасположение делает их еще более дерзкими.
Однако верх одержали те, кто давали советы иного рода, более приятные: не преследовать принцев, сосредоточиться на других важных делах, а не на войне с собственными подданными, да и то правда, одно дело – победить справедливостью, действуя в рамках правосудия и закона, и другое – с помощью оружия, проливая кровь.
Со своей стороны, принцы также были настроены по-разному. Господин Принц, герцоги Майеннский и Буйонский желали мира; первый надеялся укрепить свои позиции в Советах, чтобы впоследствии возглавить их и влиять на их решения.
Герцог Майеннский опасался, что партия гугенотов, обладавшая определенным влиянием в областях, губернатором коих он являлся, станет еще сильнее и получит выгоды вследствие возникших разногласий.
Что до третьего, то годы его уже были не те: он хотел приберечь Седан для сына и боялся разных случайностей, уповая на то, что в условиях мира Король пригласит его участвовать в государственных делах. В этом было слабое место его положения, ведь, обладая величием и опытностью, он не мог запретить себе грезить о желанном, хотя со дня установления регентства у него было уже достаточно оснований распроститься со своими иллюзиями.
Герцог де Лонгвиль придерживался противоположного мнения, опасаясь, что, если воцарится мир, маршал д’Анкр подорвет доверие к нему в его землях.
Однако герцоги де Сюлли, Роанский и Вандомский, как и вся партия гугенотов, не желали даже слышать о мире, разве только их противники согласились бы на условия столь унизительные, что никто из членов Совета попросту не отважился бы предложить их Его Величеству.
Не было таких ухищрений, к которым они не прибегли бы, и доводов, которых не привели бы Господину Принцу, чтобы склонить его на свою сторону. Они убеждали его, что он делит власть с Королем, лишь пока держит в руках оружие, и что он легко может сохранить свое могущество, оставаясь в своем наместничестве и будучи окруженным гугенотами.
Они напоминали ему, что он не сможет чувствовать себя в безопасности при дворе, что такому человеку, как он, либо никогда не должно браться за оружие, либо никогда не должно обращать его против своего государя и что, после того как он все-таки дважды взялся за оружие, верить обещаниям Их Величеств было бы легкомыслием; что в делах подобной важности можно проиграть лишь раз, и что если ради каких-либо финансовых выгод он расстанется со своими союзниками, то будет ими порицаем и поставит под угрозу как свою жизнь, так и их жизни.