Мемуары
Шрифт:
В общем, возвращаемся мы с Валеркой на Землю. Зима. Погода стоит ясная, солнечная, но мороз такой, что, подняв лицевой щиток шлема, я чуть не отморозил себе нос. Я переоделся в раздевалке, и, завязав уши на шапке и подняв воротник пилотской кожаной куртки, отправился домой. Меня, правда, подвезли на служебной машине прямо до дома, но, всё равно пока я добежал до подъезда, я чуть не замёрз. Я очень сильно мечтал оказаться в тепле родного дома, принять горячий душ — у нас на авианосце в последнее время вышла из строя система рециркуляции воды, так что мыться пришлось под ионным душем, у которого нет
И вот, поднимаюсь я по лестнице, совершенно не ощущая привычного тепла, которое я чувствовал всегда, когда входил зимой в наш подъезд. Я, правда, на тот момент ничего не заподозрил, и спокойно открыл своим ключом дверь квартиры. Собственно, после уличных –25 градусов 15 градусов тепла в квартире показались мне, чуть ли не раскалённой топкой, но, потом, когда я, наконец, снял с себя куртку, брюки и пилотский свитер, я начал безумно мёрзнуть. Притронулся к батарее, а она — ледяная. Воды тоже не было. Я подошёл к отцу, который, одевшись в зимний спортивный костюм с электроподогревом, сидел и читал газету на кухне при включённом газе.
– Привет, пап, — сказал я. — В чём дело?
– Да вот, чурка, когда узнал, что ты работаешь против Империи, которую он поддерживает, решил отомстить всему дому. Он сказал, что пока нас не выгонят из этого дома, тепла и воды не будет. Мы уже куда только не писали, но на частника управы не найдёшь… А я не могу никуда уехать из этого дома, ведь ту квартиру уже передали новым хозяевам.
– Так, — сказал я. — Управу можно найти на кого угодно. А, если этот козёл хочет проблем, он их получит.
Это только сказать так просто. На самом деле всё было гораздо сложнее. Так как тогда у нас ещё не было нашего харизматического шефа, сэра Скайуокера, никто не хотел браться за это дело. А, меж тем, в квартире продолжало холодать… В один из таких замороженных дней я не выдержал. Конечно, я мог бы перейти жить на крейсер, или пойти на время к Валерке, да и вообще, было не так уж и мало неплохих людей, которые могли бы приютить меня на ближайшее время. Но бросить моего отца я не мог. Не мог потому, что, даже, несмотря на случавшиеся между нами разногласия, именно по моей вине он попал в такую ситуацию, а, значит, именно я должен был его выручать. И я взялся за дело…
Собственно, многое из необходимого мне оборудования находилось на крейсере, и, как бы мне не было неприятно покидать относительно тёплую квартиру, но выхода иного у меня не было. Так как своей машины в то время у меня ещё не было, до космодрома мне пришлось добираться своим ходом, и поэтому я довольно сильно замёрз. Конечно, от вокзала или рынка можно было доехать на автобусе, но, что такое слабенькая печка автобуса против такого мороза? Короче говоря, когда я добрался до космодрома и выпил на борту своего крейсера бокал обжигающего кофе, я сказал:
– Ну, чурка, теперь ты сам подписал себе смертный приговор. И молись, чтобы мне не пришлось так же добираться до дома. Тогда ты будешь умирать медленно и мучительно…
Я знал, что мне было нужно, и сразу отправился в арсенал. Взяв там, в стойке подзарядки свой скафандр, я укомплектовался тяжёлым импульсным десантным лучемётом и гранатами. Добавив ещё антикварный (с моей точки зрения) армейский пулемёт 50-го калибра, я
Я не включал турбореактивные ускорители или ещё что-то в этом роде, а летел спокойно. У меня зрел план, и мне нужно было обдумать детали. Так как мозг мой всегда работал довольно быстро, времени полёта мне на всё про всё хватило даже с запасом. Я посадил «вертушку» на крышу, немного волнуясь, как бы махина вертолёта не продавила её, но всё обошлось. Я, облачённый в скафандр, выбрался из вертолёта, и, прихватив сумку со своими «приобретениями», спустился в подъезд. Отопления всё ещё не было, да и не могло быть, так как, чтобы его подключить, нужно было ещё заменить трубы, а татарин этого делать даже и не собирался.
Придя в квартиру, я осмотрел всё, что принёс. Разумеется, я полностью отдавал себе отчёт в том, что поступаю я, мягко выражаясь, противозаконно, но иного выбора у меня не было. Сначала я выбрался из скафандра и немного изменил конфигурацию его бортового вооружения. Это было просто, так как, например, лучемёт, можно было использовать и как ручное, и как наплечное оружие. Вот я и приспособил его на плечо, решив пулемёт держать в руках. Уложив в кобуру скафандра ещё один бластер, я снова забрался в скафандр, и пошёл на дело…
Конечно, когда ты собрался куда-то идти в скафандре, нужно действовать, как можно осторожнее. Всё-таки скафандр — скаф — не игрушка. Разумеется, я это знал, но, поймите меня правильно, подъезд у нас в то время был довольно узким и не приспособленным для того, чтобы по нему ходили в скафандрах, да ещё и с полным вооружением. Первым делом, я, нечаянно зацепившись локтем за перила, выдрал из с мясом из креплений на ступеньках. Я старался идти, как можно более плавно переставляя ноги, но, посудите сами, когда на твоих ногах бронированные ботинки скафандра, да ещё и серво усилителями, довольно сложно рассчитывать каждое движение. Короче говоря, почти на всех ступеньках остались отпечатки мох ног, но пришлось с этим примириться. В конце концов, «лес рубят — щепки летят». И, вот, наконец, я спустился по лестнице на первый этаж. Стальная дверь, которую нам рекламировали, как «способную выдержать всё на свете», не выдержала плавного прикосновения моей перчатки, которой я просто попытался отодвинуть задвижку.
Итак, я оказался на улице. Несмотря на пренеприятный мороз, который стоял на улице, внутри моего скафандра было довольно уютно. Я немного потоптался на месте, разминаясь, а потом решил не рисковать и включил свой двигатель. Взмыв со снега ракетой, я красиво пронёсся над дорогой, по которой в последнее время что-то слишком часто начали ездить машины, и не менее красиво приземлился перед входом в контору татарина. Вот тут я уже не церемонился. Мощный удар моего бронированного ботинка снёс дверь с петель, после чего я вошёл в помещение — после ясного дня там было темно, как в желудке у негра — и рявкнул через динамики внешней трансляции: