Мемуары

Рифеншталь Лени

Чтобы заполучить письмо Тренкера, я обратилась к семье Гортер.

Гортеры пригласили Френтца и меня навестить их в Кохеле. [378] Я еще не знала, чем обернется этот визит. Поначалу мы беседовали о горных фильмах Фанка и Тренкера. Гортер обожал горы, и очень хотел поработать с Вальтером. Вечером зашел разговор о «Дневнике». Выяснилось, что из-за публикации Тренкера фильм «Долина» остался под французским арестом. Связанный с этим человеком узами дружбы, Гортер был поражен, что тот оказался способен на такую фальсификацию. С другой стороны, Гортер ценил мою работу, и мысль, что «Долину» могут уничтожить, для него была невыносимой. Тогда я попросила показать письмо Тренкера. Я нервничала: позволит

ли он мне его прочитать? Гортер встал, на мгновение поколебался и вышел. Драматическая ситуация. Слишком многое зависело от этого письма. Сердце учащенно забилось — Гортер возвратился с бумагой в руках. Вот полный текст документа:

378

Кохель — город в Верхней Баварии, на берегу Кохельского озера.

Боцен-Грис, 19 ноября 1946 года.

Виа Мадзини, 16.

Милый господин Гортер!

Итальянская газета публикует серию статей об отдельных личностях Третьего рейха, включая Лени Рифеншталь и Еву Браун. Меня попросили привести данные об их детстве, школьных годах и родителях. Газету особенно интересует детство Евы Браун: где оно прошло, ее отношения с сестрами и родителями, условия жизни, немного о соученицах, какую школу посещала, несколько небольших историй, знакомства, любовные похождения, когда пришла к Генриху Хоффманну, кем у него работала, взаимоотношения с подругами, где сестры, какой была в школе, была ли умным ребенком, когда и где родилась, откуда родом ее мать и тому подобное. На эти вопросы Вам нужно будет ответить достаточно подробно. Вы можете посылать мне письма отдельными копиями по 2 экземпляра каждое в Кицбюэль и в Боцен. Всего должно быть страниц 15–20. Не посылайте все сразу, а страниц по 4–5. Будет весьма хорошо, если сумеете приложить несколько фотографий жилого дома или родителей. Насколько я знаю, родители Евы Браун живут в Рупольдинге. Мой гонорар от газет составляет 30 000 лир. Вашу долю — половину от всего — я отправлял бы Вам в виде продовольственных посылок, если Вы в таковых нуждаетесь. Если же пожелаете другую оплату, напишите, пожалуйста. Жду быстрого ответа, возьметесь ли Вы за это дело. Прошу никому ничего не рассказывать.

С наилучшими пожеланиями

Ваш Тренкер

P.S.Если Вы сами будете все это выяснять, то никому не следует разъяснять, о чем идет речь, нужно просто беседовать с людьми. Вы сможете описать мне Ваши личные впечатления об этих людях.

В какую авантюру пустился Тренкер! Но в тот момент мною владела лишь одна мысль: оставить это письмо у себя, чтобы иметь в руках требуемое доказательство фальсификации «Дневника».

— Жаль, — сказал Гортер, прерывая тишину, — что таким явным безобразием Тренкер разрушает свою жизнь и творчество. Какую красоту и какие благородные идеи подарил этот человек миллионам людей! Эти люди хорошо о нем думают. Почему он так поступает? У многих сложилось о нем хорошее мнение. Зачем он это делает? Что общего у его фильмов «Сын белых гор», «Бунтарь», «Карелл» и «Огненный дьявол» с политикой?

Все больше проникаясь гневом, Гортер взволнованно произнес:

— И все его тянет в грязь. Это не прежний ценимый и любимый нами Тренкер, это другой человек, безвкусный, бестактный мужлан, каким мы его не знали никогда. Печально, очень печально. Однако ничего тут не изменишь. В конце концов, истина все же всегда побеждает.

Тем самым было принято решение: Гортер на несколько дней передал мне письмо, чтобы я сделала копии, заверила их у нотариуса и послала во французские службы.

Тогда я еще не помышляла о процессе против Тренкера. У свекрови в Золлне я более оставаться не хотела — боялась, что Петер меня там обнаружит. Поэтому охотно приняла приглашение семьи Групп пожить у них в Харлахинге. Настроение было почти эйфорическим — я наконец-то не сомневалась, что получу свои фильмы.

Однажды

раздался продолжительный звонок у входной двери. Так как кроме меня дома никого не было, я осторожно спросила:

— Кто там?

— Это я, Петер.

Ужас! Никто, кроме семьи Групп, не знал, где я нахожусь, даже мама… Письма я просила отправлять в Мюнхен, до востребования.

— Открой! — крикнул Петер нетерпеливо. — Я должен передать тебе важные новости.

С тяжелым сердцем распахнув дверь, я впустила его.

— Как ты меня нашел?

— Я найду тебя везде, где бы ты ни затаилась, во всем мире.

— Кто дал тебе адрес?

— Совсем просто: служба регистрации.

С напряжением я спросила:

— Что за новости?

— Есть у тебя что попить? Я из Виллингена на мотоцикле.

— Приготовить чай?

— Нет, достаточно воды.

— Какие новости? — поинтересовалась я.

— Видимо, хорошие. Адвокат Келльнер считает необходимым, чтобы ты как можно быстрее приехала к нему в Инсбрук. Французы хотят передать часть арестованных материалов Тирольскому земельному правительству. Нужно, чтобы ты лично переговорила с представителями с соответствующей службы в австрийской столице.

— И киноматериал тоже находится там?

— Это мне неизвестно, — сказал Петер, — обо всем сообщит господин Келльнер. Через три-четыре часа на мотоцикле мы сможем добраться до Инсбрука, если ты не против.

Я мгновенно согласилась.

Разговор с адвокатом оказался, безусловно, полезным, но не настолько важным, как предполагалось после сообщения Петера. Выяснилось лишь, что арестованный немецкий материал должны переправить в Австрию, но господин Келльнер не знал точное время передачи. Чтобы он беспрепятственно смог получить все необходимое, я передала ему пакет доверенностей. Таким образом поездка оказалась ненапрасной, особенно потому, что мы с Петером, кроме прочего, заехали в Кёнигсфельд к моей очень соскучившейся маме.

За два месяца отсутствия там скопилось изрядное количество корреспонденции. Самое важное из писем пришло от месье Демаре и заставило меня поволноваться:

^{17 июня 1948 года.}

Мы с женой через несколько дней отправляемся в США. Надеемся, что Вы и Ваша мать вскоре тоже приедете. Прилагаю почтовую карточку с изображением комфортабельной «Америки» — самого быстроходного и роскошного корабля, на котором Вы поплывете. Обязательно попытайтесь установить фальшивость «Дневника» — от этого зависит освобождение Вашего имущества. Как только узнаем свое новое место жительства, тут же сообщим.

Приободрившись, я решила в последний раз сподвигнуть Луиса Тренкера сказать правду — снова написала ему и еще раз воззвала к нашей прежней дружбе. Только через три недели из Рима пришел ответ:

^{1 августа 1948 года.}

^{Отель «Ингилтерра».}

^{Улица Рокка-ди-Леоне, 14.}

Милая Лени!

Жаль, что ты думаешь, будто скомпрометирована публикациями в «Вечерней Франции». Некоторые записи уже два года назад были впервые представлены американскому консулу в Швейцарии для проверки. Впоследствии текст этих документов, насколько мне известно, обнародовали в Америке… Более я ничего не знаю, так как эти статьи шли без моего ведома или согласия. При правительстве Гитлера ты являлась уникальной творческой личностью. В связи с этим понятно, что о тебе пишут и в положительном, и в отрицательном смыслах. Критику и нападки деятели искусства должны сейчас воспринимать спокойно. Как я уже как-то писал, моя злость по отношению к тебе давно похоронена. Искренне желаю тебе всего самого наилучшего. Не слишком обращай внимание на слухи, ведь не секрет, что во все времена существовали известные люди, постоянно подвергавшиеся нападкам и лживым обвинениям. В качестве утешения приведу свой горький пример существования в последние семь лет нацистского правления.

С лучшими пожеланиями

Твой Луис