Мемуары

Рифеншталь Лени

Несчастье редко приходит в одиночку. Пропали также пять копий моих кинолент, затребованных Австрийским музеем кино для организованной в Вене «Недели фильмов Лени Рифеншталь». Вероятно, при обратной транспортировке они застряли где-то на таможне. Неделями их лихорадочно искали в Австрии. В конце концов все было найдено, даже обнаружился ящик с незаменимыми оригиналами. Но только спустя месяцы.

В один из дней, когда из-за отсутствия сведений об этих дорогостоящих материалах меня колотила нервная дрожь, позвонили из Нью-Йорка. Спрашивали, готова ли я продать часть прав на олимпийские фильмы Национальному образовательному телевидению (НОТ). Фильмы планировалось показать в оригинале во время Олимпийских игр в Мексике. Вскоре после звонка ко мне в Мюнхен приехал директор НОТ Базиль Торнтон с проектом договора в портфеле.

Самым замечательным в этом предложении было то, что НОТ ведет передачи на знаменитом «Канале-13», в отличие от коммерческих каналов не перебивающим фильмы рекламой. Программы НОТ финансируются исключительно благотворительными фондами или заинтересованными частными лицами. Налоги на лицензии, соответственно, незначительны, а художественное воздействие на зрителей сильнее. Попасть на «Канал-13» — это признание, а для меня и нежданное счастье. То, что мои олимпийские фильмы спустя 30 лет будут демонстрироваться по 115 американским каналам, оказалось наилучшим лекарством. Предложение действительно было великодушным. НОТ получало на пять лет права показа по телевидению англоязычной версии и за свои деньги планировало изготовить новые экземпляры негативов и лавандовых копий на негорючем материале, подлежавшие передаче в мою собственность после окончания срока лицензии. Люди, не знакомые с работой по изготовлению фильмов, часто спрашивали меня, что такое лавандовая копия. Она представляет собой первый смонтированный экземпляр киноленты, сделанный на особом, очень мягком материале, отливающим фиолетовым цветом. Дальнейшее репродуцирование производится на основе лавандовой копии, не имеющей перфорации, а последующие негативы из-за особенностей мягкого материала становятся не такими жесткими, как те, что получаются из обычных копий.

Во всяком случае, восстанавливать англоязычные версии олимпийских фильмов было чрезвычайно сложно и скучно, поскольку их негативы и лавандовые копии в силу разных обстоятельств пропали. Часть из них хранилась в свое время в берлинском бункере и затем исчезла оттуда. В качестве исходного материала у меня были только старые, частично поврежденные нитрокопии. Более трех месяцев в мюнхенской монтажной я пыталась вместе с ассистенткой изготовить из них новые негативы. Конечный результат оказался первоклассным.

Но и во время этого рабочего периода я находилась в постоянном контакте с моими нуба. Халил уже прислал мне несколько магнитных записей. На последней пленке Нату сообщал, что на деньги, которые я оставила ему в Хартуме на обратную дорогу, он купил на рынке в Кадугли лопаты и ведра. Теперь в Тадоро уже выкопали широкую яму глубиной в 10 метров. Пока грунтовых вод не обнаружили, но собираются рыть дальше.

Роберт Гарднер на короткое время прибыл в Хартум. Он ехал в Южный Судан, чтобы снять фильм о племенах динка и нуэрах. Через посольство США я попросила его переслать Халилу денег на строительство колодца, чтобы нуба могли купить рабочий инструмент. Без лопат им далеко не продвинуться: обычно, чтобы добраться до воды, они копают с помощью мисок из высушенной тыквы. День за днем я ждала новостей из Судана, вознамерившись во что бы то ни стало, сразу же по окончании сезона дождей, полететь в Хартум, чтобы ехать затем в Тадоро и там уже остаться надолго.

На горизонте сгустились черные тучи. На Ближнем Востоке разгорелась война между Израилем, Египтом и Иорданией. Через шесть дней израильтяне одержали победу, взбудоражившую мир. Моя поездка оказалась под вопросом из-за всех этих событий. В письмах из Судана я узнала, как отрицательно война повлияла на положение немцев в Хартуме. Молниеносно в Судане произошел переворот. Симпатия к немцам переросла в свою противоположность. Рут Плечке и ее муж, для которых Хартум являлся второй родиной, писали мне:

Нам здесь очень нравилось, но сейчас все резко изменилось, мы теперь не чувствуем себя свободно. Раньше, появляясь на базаре, мы повсюду слышали радостные приветствия торговцев, теперь у всех мрачные лица. Так относятся не только к немцам, но и к англичанам, и к американцам. Многие из них уже покинули Судан. Люди думают, что это все из-за усиливающегося влияния русских. Твое имя оказалось здесь в центре большого скандала. Арабский торговец, живущий в горах Нуба, официально пожаловался в парламент, что ты фотографировала нагих людей — с точки

зрения мусульманина это преступление. У Ахмада Абу Бакра, который являлся цензором твоих снимков, потребовали объяснения. Он тебя защищал, взял ответственность на себя и заявил, что твои фотографии являются этнологической ценностью, что на нуба никоим образом не брошена тень. Репутация, которую еще имеет Абу Бакр, — это большое дело, но ему надо вести себя осторожнее, чтобы не лишиться своего поста. Итак, мне пришлось тебя очень разочаровать. Не рассчитывай, как бы ни пришлось тебе тяжело от этого известия, что в ближайшем будущем ты вернешься к нуба…

Я не могла читать дальше, меня как молнией поразило. Никогда больше не видеть моих нуба? Позволить так внезапно разрушиться мечтам и желаниям? Нет, я не сдамся. Никогда. Иногда даже кажущееся невероятным становится реальностью — в зависимости от силы желания многое может измениться. Одно я знала твердо — с разрешением или без, пусть меня арестуют — все что угодно, — но я увижу нуба! Если же мне действительно больше никогда не выдадут визу, тогда решусь выйти замуж за суданца, чтобы только получить суданское гражданство. Мое терпение долго проверялось на прочность. Все письма к Абу Бакру оставались без ответа. На мой запрос друзьям, почему он молчит, я получала уклончивые ответы. И только у Рут Плечке хватило мужества сказать мне правду. Она написала:

Абу Бакр по-прежнему настроен дружески по отношению к тебе. Именно по этой причине он не хочет писать тебе ничего неприятного, так как сейчас осуществить твои планы и добиться выдачи тебе визы надежды нет. Приехать сюда без визы абсолютно бесперспективно — аэропорт закрыт, повсюду стоят равнодушные охранники с автоматами. Арестовывают здесь быстро.

Теперь я знала, что на поездку в Судан еще в этом году рассчитывать не приходилось. Это повлияло и на мое здоровье. Вновь напомнили о себе все болезни. Поэтому я с благодарностью приняла приглашение от Винни Маркус и ее супруга Ади Фогеля отдохнуть в их загородном доме на Ибице, где несколько лет назад познакомилась с Гарднером. Там я всегда наслаждалась покоем. На пляж вела лестница с каменными ступеньками. Осенью здесь обычно немноголюдно. Море я люблю так же сильно, как и горы. Любовь эта началась задолго до того, как я познала подводный мир, удивительно богатый и разнообразный.

Однажды со мной заговорили супружеская пара из Гамбурга и издатель Бехтле. Пока нам подавали прохладительные напитки, меня спросили о планах на будущее. Я рассказала о нуба, о моей тоске по Африке и что мне ничего другого не надо, как только найти машину, чтобы свободно путешествовать по этому континенту, фотографировать там и снимать фильмы.

— Это все, о чем вы мечтаете? — с улыбкой спросил пожилой господин из Гамбурга.

— По правде говоря, — ответила я, — это мое самое заветное желание.

Собеседник изумленно посмотрел на меня и сказал:

— Если это ваше единственное желание, думаю, я смогу его выполнить.

Сначала мне показалось, что этот господин шутит. Немного помедлив, я произнесла:

— Обычной машины будет недостаточно, нужен внедорожник, где можно ночевать.

— Так что же? — Это вполне возможно.

Все еще я считала его шутником.

— Если это действительно осуществимо, — осторожно произнесла я, — и если реально создать все условия для подобной поездки, то оплатить все это великолепие я смогла бы лишь через некоторое время.

Так и пошел дальше наш разговор. Пауль Хартвиг — так звали моего собеседника — оказался главой представительства фирмы «Мерседес» в Гамбурге. Он сказал, что у него на складе как-раз находится несколько «лишних» внедорожников, кроме того, выразил восхищение моими фильмами. И, что удивительно, после всех моих жизненных перипетий постепенно я начинала ему верить.

Действительно, уже через несколько дней от господина Хартвига пришло письмо, где черным по белому было написано, что я могу получить один внедорожник даром. Почти как в сказке. Я начала заново комбинировать ситуацию, почувствовала себя вновь возвращенной к жизни. Буду драться за разрешение на въезд в Судан, вероятно, мне еще удастся спасти свой фильм! Но при этом я мыслила достаточно реалистично и понимала, что вести внедорожник в одиночку я, увы, не смогу, да и вообще одной машины будет явно недостаточно, а на киноэкспедицию нужны деньги.