Менеджмент по-Суворовски. Наука побеждать

Летуновский Вячеслав Владимирович

• Лучше голова долой, нежели утратить свою честь. Смертями пятьюстами научился смерти не бояться.

• Мне солдат дороже себя.

• Никогда самолюбие, чаще всего порождаемое мгновенным порывом, не управляло моими действиями, и я забывал себя, когда дело шло о пользе Отечества.

• Одна минута решает исход битвы, один час – успех кампании, один день – судьбы империи. Я действую не часами, а минутами.

• Почитая и любя нелицемерно Бога, а в нем и братий моих, человеков, никогда не соблазняясь приманчивым пением сирен роскошной и беспечной жизни, обращался я всегда с драгоценнейшим на земле сокровищем – временем – бережливо и деятельно, в обширном поле и в тихом уединении,

которое я везде себе доставлял. Намерения, с великим трудом обдуманные и еще с большим исполненные, с настойчивостью и часто с крайнею скоростью и неупущением непостоянного времени. Все сие, образованное по свойственной мне форме, часто доставляло мне победу над своенравной Фортуной. Вот что я могу сказать про себя, оставляя современникам моим и потомству думать и говорить обо мне, что они думают и говорить желают.

• Пудра не порох, букли не пушка, коса не тесак, а я не немец, а настоящий русак.

• Семьдесят лет гонялся я за славой. Стою у гроба и узнаю мечту ее: покой души у Престола Всемогущего.

• Честь моя мне всего дороже. Покровитель ей Бог.

• Я живу в непрестанной мечте.

• Штыки, холодное оружие, атаки, удар – вот мои рекогносцировки.

• Я был счастлив, потому что повелевал счастьем.

• Материалы, принадлежащие к истории моих военных действий, столь тесно сплетены с историей моей жизни, что оригинальный человек и оригинальный воин должны быть между собой нераздельны, чтобы изображение того или другого сохраняло существенный свой вид.

Главное правило Суворова: торопиться делать добро.

Приложение 4. Анекдоты о князе Александре Васильевиче Суворове

• Как-то взят был в плен молодой, красивый, щеголевато одетый человек, который назывался свойственником нынешнему французскому императору. Граф Суворов, взглянув на него, сказал: «Хорош! Прекрасный молодец, однако. Поди к себе домой и не ходи сюда, не то русские зарежут. С Богом! Да не ворочайся, зарежут. Помни же: ступай, не оглядывайся».

• Страстно любя славу, он желал, чтобы каждый его подчиненный пылал к ней равным жаром и строго наблюдал честь русских воинов. Как-то при разводе, будучи недоволен своим Фанагорийским полком, призвал адъютанта и сказал ему: «Поди скажи Мандрыкину, чтобы он написал прошение и подал Курису (бывший письмоводитель Суворова), пусть переведет меня в другой полк. Не хочу с ними служить, они немогузнайки». Весь полк приведен был в чрезвычайное уныние этими словами. В следующий раз развод был исправный. Суворов по обыкновению своему, начиная благодарность от полковника до рядового, закончил свою речь таким образом: «Я вам друг, вы мои друзья». Потом приказал адъютанту сказать Курису, чтобы он оставил его в том же полку, и продолжил: «Они добрые солдаты, они исправились. Они русские». На лицах всех солдат было заметно сердечное восхищение.

• После одного форсированного марша в Италии солдаты, не имевшие притом и провианта в рюкзаках, на отдыхе, сели на берегу речки, вынули ложки и начали хлебать оными воду. Неожиданно к ним пришел Суворов и сказал: «Здорово, ребята! Что вы делаете?» – «Хлебаем итальянский суп, ваше сиятельство!» – «Помилуй Бог! Как хорошо!» – сказал он. Солдаты хотели из почтения встать, но он не велел им этого делать, сел между ними, взял у одного солдата ложку и сам начал хлебать из речки воду, приговаривая: «Славный суп!.. Помилуй Бог, славный!.. Ваш фельдмаршал теперь сыт. Но молчок, ребята! Французишки близко, один переход: у них много напечено и наварено, все будет наше!» Сказав это, встал и отошел. Таким-то образом Великий Муж умел

ободрить своих подчиненных к перенесению нужд и трудов и снискать к себе их доверие.

• Однажды Суворов, разговаривая о самом себе, спросил всех, у него бывших: «Хотите ли меня знать? Я вам себя раскрою – меня хвалили цари, любили солдаты, друзья мне удивлялись, ненавистники меня поносили, при дворе надо мною смеялись. Я бывал при дворе, но не придворным, а Эзопом, Лафонтеном: шутками и звериным языком говорил правду, подобно шуту Балакиреву, который был при Петре Великом и благодетельствовал России, кривлялся я и корчился. Я пел петухом, пробуждал сонливых, угомонял буйных врагов Отечества. Если бы я был Цезарь, то старался бы иметь всю благородную гордость его души, но всегда чуждался бы его пороков!»

• Один храбрый и весьма достойный офицер нажил нескромностью своею много врагов в армии. Однажды Суворов призвал его к себе в кабинет и выразил ему сердечное сожаление, что он имеет одного сильного злодея, который ему много вредит. Офицер начал спрашивать, не такой ли NN? «Нет», – отвечал Суворов. – «Не такой ли граф Б.?» Суворов отвечал отрицательно. Наконец, как бы опасаясь, чтобы никто не подслушал, Суворов, заперев дверь на ключ, сказал ему тихонько: «Высунь язык!» И когда офицер это исполнил, Суворов таинственно ему сказал: «Вот твой враг!»

• Когда в Полтаве императрица Екатерина II, довольная маневрами войск, спросила Суворова: «Чем мне наградить вас?», он ответил: «Ничего не надобно, матушка, давай тем, кто просит. Ведь у тебя и таких попрошаек, чай, много?» Императрица настояла. «Если так, матушка, спаси и помилуй: прикажи отдать за квартиру моему хозяину, покою не дает, а заплатить нечем!» – «А разве много?» – спросила Екатерина. «Много, матушка, – три рубля с полтиной!» – важно произнес Суворов. Впоследствии он, рассказывая об уплате за него долгов императрицею, прибавлял: «Промотался! Хорошо, что матушка за меня платила, а то бы беда».

• Как-то Суворов был во дворце. К нему подошел один из не очень искусных генералов, который считал себя знатоком военного дела, и спросил: «Александр Васильевич, о вас говорят, что вы не знаете тактики». – «Так, – отвечал Суворов, – я не знаю тактики, но тактика меня знает. А вы не знаете ни тактики, ни практики».

• В Польскую кампанию военные чиновники проиграли значительную сумму казенных денег. Когда Суворов о том узнал, то шумел, бросался из угла в угол, кричал: «Караул! Караул! Воры!» Потом надел мундир, пошел на гауптвахту и, отдавая караульному офицеру свою шпагу, сказал: «Суворов арестован за похищение казенного интереса». Потом написал в Петербург, чтобы все его имение продать и деньги внести в казну, потому что он виноват и должен отвечать за мальчиков, за которыми худо смотрел. Но Екатерина велела тотчас все пополнить и написала Суворову: «Казна в сохранности». И он опять возложил на себя шпагу.

• Перед отправлением Суворова в Италию навестил его П. X. Обольянинов – любимец императора Павла I – и застал его прыгающим через чемоданы и разные дорожные вещи. «Учусь прыгать, – сказал Суворов. – Ведь в Италию-то прыгнуть – ой, ой, велик прыжок, научиться надобно!»

• Еще с юного возраста Суворов любил выражаться коротко и ясно. В бытность свою рядовым солдатом он писал отцу: «Я здоров, служу и учусь. Суворов». Подойдя к Варшаве и разбив поляков, он донес, подобно Цезарю: «Пришел, посмотрел и разбил!» После взятия Праги он написал: «Прага взята, Варшаву отделяет от нас только река Висла». После взятия Милана Суворову устроили триумф. Он был очень тронут и, взволнованный радостным чувством, умиленно воскликнул: «Бог помог! Слава Богу! Рад. Рад. Молитесь Богу больше».