Меньшее зло
Шрифт:
В это самое время чудодейственно излечившийся эмир был в своём первом большом походе, в Персии. Когда ему донесли, что поставленный им великий хан Золотой Орды сжёг Мавераннехр, эмир сперва решил, что ослышался, потом почернел от ярости и развернул войско, чтобы покарать вероломного пса. Но перед этим залил кровью весь Адербейджан, не щадя ни мужчин, ни женщин, ни стариков. Детей, ака, ставили к походным телегам и рубили саблями каждого, кто оказывался выше колеса. Потому что после расправы с изменником эмир намеревался вернуться обратно, и ему не нужно было, чтобы успело подрасти новое войско.
Сто лет прошло, прежде чем первые люди осмелились придти
Эмир даже не входил в осквернённый город — его армия рванулась на север, в погоню, дошла до Иртыша, уничтожая по дороге все поселения, потом повернула на восток и докатилась до Большого Юлдуза. До самой Волги золотоордынских владений не осталось — лишь место, где они когда-то были.
Степняки запросили пощады. Мы поверили псу Тохтамышу, — сказали они, — мы пошли за ним, потому что думали, что он сильный и храбрый; но он не такой сильный и храбрый, как мы думали, поэтому мы покорно склоняемся перед тобой, великий эмир; возьми всё, что хочешь, но оставь жизнь.
Эмир пощадил уцелевших, и они не обманули — ни одного набега на Мавераннехр более не было. Погоню за предателем эмир остановил — дорога на Персию лежала через Адербейджан, а дети на Востоке взрослеют быстро.
Он вспомнил про Тохтамыша уже в Багдаде и снова двинулся на север. Тохтамыш встретил его на берегу Терека, там, где сейчас ваша Чечня. Передовой отряд эмира ночью переправился через реку, зашёл войску Тохтамыша в тыл, и на рассвете началась резня.
К полудню ордынцы дрогнули и побежали. Эмир гнал их по всей Южной России, окружил в Ельце и сжёг вместе с городом. Потом он стёр с лица земли Сарай и Астрахань, Азов и Кафу, но дальше на север не пошёл, потому что ваша страна ему не понравилась, ты уж, извини, ака. Он так и остался за Кавказским хребтом. Туда же ему принесли голову Тохтамыша, положили к ногам.
Эмир сидел на ковре, а перед ним лежала голова несостоявшегося повелителя Вселенной, вся в зеленовато-коричневых пятнах. Эмир достал из-за пояса острый кинжал, стал срезать с этой головы разлагающуюся плоть и бросать псам. Собаки сгрудились в углу и визжали. Эмир посмотрел на них, встал, бросил кинжал рядом с недообструганной головой Тохтамыша и ушёл. Он очень гневался в тот день.
Потому что Тохтамыш предал его. Но не тогда, когда пошёл на Мавераннехр, а когда ещё стоял перед эмиром во дворце в запылённой одежде, смело смотрел ему прямо в глаза, и эмир подумал, что нашёл наконец настоящего хана.
Эмир редко кому прощал ошибки. Свои ошибки он не прощал никому и никогда.
С этого дня начался закат великого эмира. Нет, ака, воинское счастье ему не изменило: он дошёл до берегов Ганга и разграбил Дели, посадил в железную клетку османского султана Баязета, захватил Сивас, Халеб, Дамаск, сжёг принадлежащую иоаннитам Смирну и чуть не покорил Китай. Но всё это уже не было ему нужно, потому что другого, который мог бы выдержать его взгляд, он так и не встретил. Он сделал ханами своих сыновей: безумного Мираншаха и пившего человеческую кровь Омара, потом внука Абу-Бекра, западную часть Малой Азии вернул сыновьям Баязета, наплодил много других мелких ханств, умер в Отраре, и завоёванный им мир начал потихоньку распадаться.
Дольше всех провластвовал родившийся
Глава 64
Большая жирная точка
«Я портвейном пропах и смородиной,
Весь в соломе и листьях травы,
С ненаглядной моею и родиной
Я пришёл попрощаться — увы!
Я любил тебя, девочка рыжая…»
— Можете называть меня — Хорэс.
Человек, сидевший напротив Платона, был настолько стар, что его возраст определению не поддавался. Застывшая на лице широкая стоматологическая улыбка только подчёркивала пепельно-серый цвет лица и безжизненное серебро разрозненных прядей волос, аккуратно уложенных на голом шишковатом черепе.
Даже в кошмарном сне Платону не могло присниться, что эдакая мумия может встать на пути к столь тщательно приготовленному триумфу.
Первоначально он объяснял прекращение контактов с переговорщиками из Белого Дома тем, что не могут дозвониться: из Манхэттена сразу после теракта, по понятным причинам, пришлось немедленно съехать, из-за чего сменились телефонные номера, а мобильная связь в те дни в Нью-Йорке работала из рук вон плохо. Да и понятно было, что Госдепу сейчас не до российских историй.
Платон посоветовался с Ларри, и они решили сами никому не звонить, потому что это не очень солидно, а выждать неделю — до среды. Но так получилось, что пришлось выходить на контакт раньше.
Из Москвы пришли нехорошие новости: на «Инфокар» наехали по-взрослому, пятерых закрыли. Двоих потом выпустили, но трое в заложниках, среди них Мария.
Беда, как известно, в одиночку не ходит. Про аресты Платон узнал ночью, а утро принесло новый сюрприз. Приехали люди из «Дженерал Моторс», сообщили, пряча глаза, что хотели бы попридержать сделку по покупке «Инфокара». Нужно решение Совета директоров, без него никак, а собрать Совет можно только через месяц. Но это хорошо, сказали они, лишний месяц на окончательную доводку документов — очень хорошо. Потому что сейчас документы, прямо скажем, сырые. Грег Коннолли, старший юрист, прекрасно говорящий по-русски, аккуратно положил на стол несколько листков бумаги в прозрачной папочке.
— Это то, чего нам пока недостаёт, — сказал Грег подчёркнуто официальным тоном. — Дефектная ведомость. Так правильно будет по-русски?
Стоило джиэмовцам выйти за дверь, как позвонил Ронни Штойер. У него были две новости. Одна плохая — швейцарская и французская прокуратуры, будто сговорившись, арестовали все его счета, так что денег для завершения операции с «Инфокаром» нет. Он нанял адвокатов, те уже пишут жалобы во все инстанции. Но все это в пользу бедных, потому что вторая новость — очень плохая. Только что начались обыски в его офисах на Кипре, в Берне, в Лозанне и в Люксембурге. Из России пришли бумаги, которые ему не показывают, а только суют в нос постановления из местных прокуратур. У офисов стоят грузовики, и документы грузят ящиками.