Меншиков
Шрифт:
— Я согласен с Толстым.
Волей-неволей за ним потянулись и остальные.
— Позовите кабинет-секретаря! — приказал, как старший сенатор, Фёдор Матвеевич Апраксин.
— Нет ли какого завещания или распоряжения покойного государя насчёт преемника? — спросил он Макарова, когда тот вошёл.
— Ничего нет, — ответил кабинет-секретарь.
— Тогда… — Апраксин торжественно огляделся. Все встали. — «В силу коронации императрицы и присяги, данной ей всеми чинами империи, — торжественно произнёс генерал-адмирал, — сенат провозглашает её императрицей и самодержавницей со всеми правами, какими пользовался её покойный супруг».
Много необычного видели русские люди при жизни великого преобразователя, а теперь, когда он скончался, увидели и поистине небывалое: женщину на российском престоле.
2
30
111
Скорлат — тонкое французское сукно наивысшего качества.
Между тем, под наблюдением генералов Брюса и Бока готовился большой траурный зал, куда, по готовности, 13 февраля приближённые покойного императора и перенесли гроб с его телом.
Было назначено: «дневальными возле самого гроба из сенаторов и генералов по 12 особ, с переменою на 8 дневаньев; окрест гроба, на троне, по 4 гвардии офицера в строевых мундирах; внизу, около трона, по 12 кавалергардов в чёрных епанчах с флёрами на шляпах, при дверях залы, на гарауле — гвардии гренадеры».
Сорок суток лежало тело императора на высоком постаменте под балдахином в траурном зале, заполненном до отказа людьми, приходившими, по старинному русскому обычаю, проститься с покойным 8 марта гроб с телом Петра был перевезён в Петропавловский собор. Для траурного шествия был построен на льду Невы мост, от Почтового двора до ворот крепости. Весь мост покрыли чёрным сукном, дорогу усыпали песком, ельником. Процессия разделилась на сто шестьдесят шесть номеров. Почти всё взрослое население Петербурга и его окрестностей собралось у обочин дороги, по которой должна была следовать траурная процессия.
По окончании обряда отпевания на церковную кафедру поднялся архиепископ Псковский Феофан Прокопович.
— Что сё есть? — воскликнул он, воздевая руки к куполу храма. — До чего мы дожили о россияне! Что видим? Что делаем? Петра Великого погребаем!..
И сдерживаемые рыдания прорвались… Не многие из стоявших в храме могли удержаться от слёз.
— Но, о россияне! — гремел знаменитый вития. — Видя, кто и каковый тебя оставил, виждь и какову оставил тебя! Какову он Россию сделал, такова и будет: сделал добрым любимую — любима и будет; сделал врагам страшную — страшна и будет; сделал на весь мир славную — славная и быти не перестанет!
Мощные залпы траурного салюта покрывали эти слова проповедника. Стреляли «беглым» полки, стоявшие около церкви и на стенах, палили из всех крепостных пушек — густо, раскатисто, как любил император. Армия салютовала в последний раз своему создателю и великому полководцу.
Тело Петра посыпали землёй, гроб закрыли, разостлали на нём императорскую мантию и так, на высоком постаменте, под балдахином, оставили его стоять посреди Петропавловского собора. [112]
112
Гроб с телом Петра стоял посреди Петропавловского собора свыше шести лет — до 21 мая 1731 года.
Отчасти для успокоения недовольных был учреждён под председательством самой императрицы Верховный Тайный Совет. Членами его были назначены: Меншиков, Голицын, Апраксин, Головкин, Толстой, Остерман и герцог Голштинский. И в этом новом учреждении Меншикову принадлежало первейшее слово. Из членов Верховного Тайного Совета только князь Голицын принадлежал к старой знати, но, находясь в одиночестве, он не мог составить Александру Даниловичу серьёзной «противности». Другие — генерал-адмирал граф Апраксин, канцлер граф Головкин, граф Толстой — всегда
И Андрей Иванович Остерман старался, чтобы отнюдь не попасть в разряд столь опасных людей. Правда, сильно мешало ему вести себя именно так его честолюбие. Но Андрею Ивановичу удавалось обуздывать, унимать в себе эту жажду, это стремление к почестям. И удавалось не плохо, так как рассудок пока что хорошо выручал его, неизменно напоминая, что честолюбие — опаснейший враг, способный погубить его при любых обстоятельствах.
Словом, Меншикову казалось, что единственным серьёзным соперником мог явиться только муж Анны Петровны, герцог Голштинский.
Герцог — член царского дома, и внешне он оттеснил Меншикова на второе место. В действительности же влияние герцога на дела, как иностранца, недавно только приехавшего в Россию, да к тому же и не понимавшего русского языка, было незначительно. «Правление императрицы, — доносили своим дворам иностранные послы, — только по имени её правление. Настоящим правителем России является князь Меншиков, правда, правителем, принуждённым быть всё время настороже, бороться с тайными, а подчас и явными противодействиями врагов и в некоторых случаях даже терпеть поражения, но в общем, по отзыву всех и нашему мнению, — писали резиденты, — его влияние, особенно в делах внутренних, безгранично».
Сенат и синод потеряли значение верховных правительственных органов; на их решения можно было подавать апелляции в Верховный Тайный Совет, а там был хозяином Меншиков.
3
На Западе в придворных кругах господствовало убеждение, что в России со смертью Петра все нововведения будут незамедлительно уничтожены и что эта страна станет прежней полуазиатской, как там полагали, Московией. Правда, Пётр своими победами над величайшим полководцем Европы вознёс было свою страну на небывалую для неё высоту, доставил было ей почётнейшее место в ряду других государств, но разве может она удержаться на этой высоте и теперь, после смерти своего императора?.. Нет! — твёрдо полагали «проницательнейшие» западноевропейские дипломаты. Россия государство бедное, необразованное, едва только вкусившее от европейской культуры, государство более обширное, чем сильное, — старались пояснять эти люди. Главный источник её силы заключался, несомненно, в гении Петра Первого. А раз этого источника не стало, то и политическое значение её неизбежно упадёт, в стране наступит апатия, распущенность, которые сменят прежнюю, напряжённую до предела, государственную деятельность.
— В лучшем случае, — говорили другие, — Россия потеряет прежнее уважение среди европейских держав. А вернее всего — здесь будет страшная смута, ибо переворот, совершенный Петром, не нашёл искреннего сочувствия прежде всего в «принцах крови», как величали они там, на Западе, русских князей, потомков Рюрика, Гедимина [113] .
Получив известие о смерти Петра, Бестужев донёс из Стокгольма:
«Двор сильно надеется, что от такого внезапного случая в России произойдёт великое замешательство и все дела ниспровергнутся. Король и его партизаны [114] в немалой радости». Но радость, с которой была принята при многих иностранных дворах весть о кончине Петра, оказалась преждевременной. Россия не повернула вспять, к дедовщине, к старине. Власть осталась в руках преданных сподвижников покойного императора.
113
...потомков Рюрика, Гедимина. — Рюрик — легендарный основатель русской княжеской династии Рюриковичей; согласно летописной легенде, начальник варяжского военного отряда, якобы призванный ильменскими славянами вместе с братьями Синеусом и Трувором княжить в Новгород. Гедимин — великий князь литовский, основатель литовской княжеской династии (? — 1341). Потомки Рюрика и Гедимина входили в состав аристократии русского государства.
114
Здесь — в смысле сторонники, единомышленники.