Меншиков
Шрифт:
Шведы шли довольно медленно и спокойно. На первых порах их отступление не походило на бегство. На рассвете следующего дня они достигли Ново-Санжарова. Здесь хирург перевязал королю раненую ногу, и Карл уснул было крепким сном. Но едва стала подниматься заря, как его разбудили.
— Русские гонятся за нами, ваше величество, — доложили ему. — Прикажете следовать далее?
Карл безнадёжно махнул рукой:
— Делайте что хотите!
Тогда генерал Крейц, взявший на себя ответственность за дальнейший ход отступления, поступил так, как советовал Левенгаупт: зажёг тяжёлый багаж, лошадей роздал пехоте; приказал: двигаться к Переволочне как можно быстрее.
На
К вечеру 29-го числа беглецы достигли Переволочны — селения, притулившегося в углу, образуемом Днепром и устьем впадающей в него Ворсклы. Но селение представляло из себя груду развалин. И на берегу Днепра не было ни судёнышка, ни парома, ни даже плота. Только с Верху на берегу Ворсклы удалось обнаружить две лодки и несколько паромов. Их и спустили к Переволочне.
Карл решил покинуть свои войска и переправиться через Днепр. Командовать остатками армии он поручил Левенгаупту.
Коляску короля поставили на две лодки: передними колёсами на одну, задними — на другую. В коляску Карла перенесли на руках. В полночь он отчалил от берега. Двенадцать драбантов служили королю гребцами.
Мазепу, успевшего захватить два бочонка с золотыми монетами, казаки переправили раньше.
От взятого в плен шведского полкового квартирмейстера Голицыным были получены сведения, что бежавшие из-под Полтавы шведские части, вверенные королём Левенгаупту с наказом: «Сохранить в целости войско и перейти в татарскую степь», утомлённые до крайности, не имея в своём распоряжении плавучих средств, стоят у местечка Переволочны, под горой, у берега Днепра; что Карл, Мазепа и некоторые шведские генералы с двумя-тремя тысячами солдат ранее переправились через Днепр и, по слухам, бежали в турецкую землю; что солдат и «всякого звания людей» у Левенгаупта осталось около 20 тысяч.
Появившись на виду у шведов и учтя их численное превосходство, Голицын решил применить неоднократно проверенную военную хитрость: в достаточном отдалении от шведов, — с таким расчётом, чтобы от них этого не было заметно, — он на некотором расстоянии от своих войск расположил одних лошадей с двумястами солдат-коноводов, в надежде, что шведы примут эту новую группировку за другой русский корпус.
Приготовившись таким образом, Голицын утром 30 июня послал Левенгаупту через своего трубача ультиматум о сдаче находящихся под его командованием остатков шведского войска «на милость победителя», обещая сдавшимся от имени Петра «всякую милость», в противном случае, предупреждал он, «никому пощады не будет».
Левенгаупт потребовал на размышление десять часов, Голицын с этим не согласился и дал два часа сроку. Собрав военный совет и доложив ему о состоянии войска, испытывающего острый недостаток в порохе, свинце, хлебе, упомянув при этом ещё и о том, что Днепр преграждает им путь к ретираде, Левенгаупт высказал свою точку зрения: «Сдаться на сколько можно лучших условиях».
Мнения членов военного совета были различны, но в конце концов они свелись к следующему: если прибывшая русская армия в численном отношении превосходит их собственную, то сдаться, если же нет — то принять бой. Для разведки численности русской армии поручить генерал-майору Крейцу, под видом обсуждения вопроса о сдаче, уточнить численность армии на месте, в ставке Голицына.
В это время под Переволочну прибывает Меншиков.
Заметив, что русского войска, даже вместе с прибывшими с Меншиковым, значительно меньше шведского, [41] и желая срочно уведомить о том Левенгаупта, генерал Крейц сделал вид, что полностью согласен с условиями сдачи, выдвинутыми Меншиковым, и попросил, чтобы вместе с ним были посланы в шведский лагерь уполномоченные комиссары для утверждения этих условий главнокомандующим.
Просьба Крейца была удовлетворена, но убедить Левенгаупта взяться за оружие ему не удалось и условия сдачи, выработанные Меншиковым, были подписаны.
41
Под командованием Меншикова находилось всего около 10 000 человек, то есть вдвое меньше тех сил, которыми располагал Левенгаупт.
В два часа пополудни генерал Боур с семью драгунскими полками встал перед фронтом капитулирующего неприятеля.
Из гвардии было выделено три батальона. Они построились против шести шведских конных полков. Для сбора оружия было назначено по одному эскадрону от шести драгунских и шести пехотных полков.
После этих приготовлений Меншиков приказал Левенгаупту подвести свои войска к выделенным русским частям, отдать честь ружьём и сложить оружие к ногам победителей.
Приказание Меншикова было выполнено. Первой сложила оружие королевская гвардия, за ней — пехотные полки, затем лейб-регламент и, наконец, драгунские части.
Большинство переметнувшихся с Мазепой казаков побросалось в Днепр в надежде его переплыть, при этом многие из них утонули, а часть разбежалась заранее, так что под Переволочной их было захвачено немногим более двухсот человек.
Для большей безопасности пленные были разбиты на мелкие партии, и относительно малочисленное русское войско вынуждено было до прибытия подкреплений бессменно нести караул.
1 июля под Переволочну прибыл сам Пётр.
Пленного Левенгаупта и его офицеров Пётр принял ласково. Узнав же, что Карла нет среди сдавшихся в плен, он приказал немедленно отправить в погоню за ним генерал-майора Волконского во главе четырёх кавалерийских полков.
Волконский нагнал шведов у Буга. Около девятисот шведских солдат в это время ещё не успели отчалить от берега. Часть из них была русскими кавалеристами загнана в реку и утонула; другие, до пятисот человек, сдались в плен и вынуждены были совершить обратно уже пройденный путь.
Только Мазепе и королю с небольшой горсткой солдат удалось благополучно уйти от погони, — и то «не далее того места, — доносил после Волконский, — с которого они могли зреть гибель их спутников», да казаки, что отступали вместе с Мазепой, удачно избежали беды. Завидев русских, они тотчас пустились в широкую бесприметную степь. Она им была отлично известна. Волконский же полагал: ловить казака в степи — всё равно что искать в стоге сена иголку.