Меньшиковский дворец[повесть, кубинский дневник и рассказы]
Шрифт:
— Привет, Серега, — сказал он, не вставая, — я тебя уже заждался.
— А где Анна Семеновна? — спросил я.
— Твоя хозяйка отбыла к дочери и внучке на Литейный. Просила передать, что на кухне, на плите тебе оставлены котлеты с жареной картошкой. Между прочим, я посмотрел. Там две котлеты и картошки на двоих тоже хватит. Они еще теплые. Если поторопишься, то разогревать их не придется.
Олег был ленинградцем и моим однокурсником по факультету. Он работал механиком на знаменитом заводе ЛОМО, на котором выпускали известные фотоаппараты «Зенит», чем он очень гордился. Вообще он был несколько завышенного мнения о себе, воображая, что он, может быть, потомок
— А ты что это разлегся на моем диване? — спросил я.
— Простой же ты человек, Серега, — начал резонировать мой друг. — Ничего еще не смыслишь во вкусе жизни. Меня сегодня угостили рюмочкой французского коньяку. Так что, я лежа пытаюсь сохранить подольше это ощущение удовольствия. Кстати, у тебя шоколад есть? Впрочем, я знаю, что его у тебя нет. А жаль!
— А может быть, это был не французский, а армянский или грузинский коньяк? — подначил я.
— Может быть, — спокойно ответил Олег. — Но до чего же приятно думать, что это был французский коньяк!
Я вышел на кухню и принес котлеты, захватив хлеб. Олег уже встал с дивана и накрыл («сервировал», как он говорил) стол.
— Всегда, сеньор, — произнес он свое любимое изречение, — все нужно делать красиво. Даже если это и заурядные котлеты.
Мы сели за стол и приступили к еде.
— Знаешь, — сказал я Олегу, — а меня вчера чуть не ограбили.
— Ну и что? — не прерывая трапезы, отреагировал он. — У нас любого могут ограбить, если это кому–то нужно.
— Да, нет. Я серьезно. Представляешь, я вчера поздно задержался у Галины. Только успел вскочить в последний поезд метро. Вышел, как всегда, на «Московском», но трамваи уже не ходили. Пришлось топать пешком. Ты знаешь, что ночью Лиговка освещается только редкими фонарями от трамвайных линий, а тротуары — во тьме. В общем, иду я себе спокойно, никого не трогаю, потому что на улице ни души. Ну, а дальше, как в кино… Выходят из–под арки трое. Двое — обычная лиговская «шпана», а третий — «дядя» серьезный. Один из них, — такой щупленький, — начинает обычную канитель:
«Не найдется ли сигаретки?»
Закурили. Тогда второй «шестерка» уже с наглой ухмылкой говорит:
«Фраер, а твоя шапка мне нравится. Да, и пальтишко у тебя тоже подходящее. Может, махнемся? А то, видишь, хорошие люди ходят в каком–то рванье. А на улице холодно».
Олег напрягся и стал внимательно меня слушать:
— И ты, что — отдал? — задал он дурацкий вопрос, глядя на висевшие против него на вешалке мои пальто и шапку.
— Ну да, сейчас! — ответил я. — Конечно, я струсил, потому что понял, что мне от них не отвязаться. Но вида не подал, и решил брать их на «понт».
«Ребята, — говорю
— Они от такой наглости сначала опешили. Потом заржали.
«Это ты что ли «свой»? Откуда ты такой смелый?»
«Как откуда? — продолжаю я. — С Лиговки. Иду спокойно домой от своей женщины. Весь в прекрасном настроении. Дышу хорошей погодой. А вдруг тут вы тормозите и хочите испортить мне настроение».
— Они насторожились.
«Да, врет он все, — заверещал «щуплый». — Я всех лиговских знаю. А его вижу в первый раз».
— Я заметил, перед тем как он забежал мне за спину, в темноте у него в руке блеснуло лезвие ножа. Но я его проигнорировал, зная, что с «шестерками» вступать в разговор нельзя. Я все время обращался только в «старшему», который пока молчал. На этот раз он спросил спокойно:
«Ты где живешь?»
— Я назвал номер своего дома. Ты же знаешь, что на Лиговке у «моего» дома «дурная слава». Помнишь, я тебе рассказывал, как однажды вечером у арки дома пырнули ножом мужчину. Он был уже мертв, когда я подбежал, а прохожие даже не остановились.
«Ну, что ж. Если ты говоришь, что «свой», — продолжил «старший», — то мы тебя проводим до твоего дома. Если, конечно, ты не возражаешь. А то, как бы с тобой чего не случилось по дороге. Ночь темная. Народ разный».
— «Шпана» молчала. Я решил, что проиграл. Не поверили. Но делать было нечего.
«Хорошо, — бодро сказал я. — Пошли. В кампании веселее».
— Так мы и шли. Впереди я. Они трое за моей спиной. Все молчали. Только снег скрипел под ногами. Я, конечно, напрягся, ожидая удара в спину, но не оглядывался.
Олег смотрел на меня молча, как на воскресшего покойника…
— По мере того, как мы продвигались ближе к моему дому, шаги сзади меня отдалялись. Когда я, наконец, подошел к арке моего дома, то оглянулся. Улица была пустынна. Я закурил сигарету. Постоял и потом вошел под арку. Вот и все.
— Да, — пришел в себя Олег. — В какой школе, сеньор, Вы освоили язык и манеры этого туземного народа?
— В брянской, мой друг, — ответил я. — В Брянске я жил в районе, который назывался Бежицы. А это был район шпаны и бандитов. Так что «бежицких» никто не осмеливался трогать, даже милиция предпочитала с ними не связываться.
— Что ж, я снимаю шляпу, — резюмировал Олег. — Хотя я тебя предупреждал, что твои отношения с Галиной к добру не приведут.
— С Галиной все кончено, — сказал я.
Олег от комментариев воздержался.
Мы собирали посуду со стола.
— Кстати, Олег, о шляпе, — сказал я. — Мы с тобой приглашены в воскресенье на премьеру Оффенбаха.
— Это приглашение от твоего Лемешева? — скептически промямлил Олег. — Мы же собирались в это воскресенье на «открытие» ресторана «Нева» на Невском. Говорят, — шикарный кабак с хорошей кухней и музыкой. Весь ленинградский бомонд туда рвется. Я уже договорился со швейцаром, что бы он нас пропустил без очереди.
— Ничего, договоришься на следующее воскресенье. А на оперетту пойдешь. Ты ведь, наверняка, никогда не слышал Оффенбаха. Только не ври!
— А я тебе никогда не вру. Оффенбаха я, действительно, не слышал. Это же — не Кальман! Поэтому пойду. И не надо меня отговаривать.
Мы оделись и вышли из квартиры на лестничную площадку.
— Да, между прочим, — спросил Олег, — а что у нас сегодня вечером?
— У нас сегодня, сеньор, Высшая математика и Античная философия, — ответил я. — Следует поторопиться, а то мы опоздаем. Профессор Вознесенский этого, как ты знаешь, не любит.