Мент для новых русских
Шрифт:
Внезапно голос подал один из Кошкиных.
– О! – громко протянул он, указывая пальцем куда-то в сторону.
– Чего там… О, господи, – Тотошка вскочил с места и бросился к Михаилу, который появился из кустов. – Что с тобой?
Михаил стоял, покачиваясь, словно во сне, веки были полуприкрыты, но зрачков видно не было, только белые полоски. И белое с желтизной лицо. И кровь, размазанная по лицу и прочертившая темную дорожку по подбородку.
Тотошка попытался подхватить оседающего на землю Михаила, но не смог – не хватило сил.
Подбежал Доктор,
– Руки уберите, – прикрикнула Ирина.
Михаил застонал.
– Что? – Доктор стал на колени и наклонился к лицу Михаила. – Что?
– Плохо, – еле слышно прошептал Михаил.
Сил больше не было. Он потратил их все, добираясь сюда. Он сжег их, пытаясь удержаться над клокочущей пропастью безумия. Он должен был прийти сюда. И он пришел. И все.
Судорога волной прокатилась по его телу. Мышцы напряглись, лицо исказилось.
– Держите его! – успел приказать Доктор.
Кошкины навалились.
Тело Михаила выгнулось. Голова мотнулась, но Ирина успела подставить руку, чтобы она не ударилась о землю.
Отец Варфоломей перекрестился.
– Сделай же что-нибудь, – простонала Ирина.
Доктор как мог быстро встал с колен, прошел к палатке и вернулся со шприцом.
Михаил захрипел. Жилы на шее напряглись и вибрировали, выпуская наружу только вот такой натужный хрип. Крупная частая дрожь била все тело.
– Укол, – Ирина прижала голову Михаила к своей груди.
– Н-не могу… – прошептал Доктор.
– Ты чего, трубка клистирная? – взорвался Тотошка, пытающийся удержать ноги Михаила. – Коли, мать твою.
– Я не знаю… – Доктор попятился.
Лицо Михаила налилось кровью, а хрип напоминал рев животного. Смертельно опасного животного. Зверя.
Тотошка внезапно отлетел в сторону, к ногам остолбеневшего священника.
Что-то закричала Ирина, выл Михаил, но братья Кошкины держали его мертвой хваткой. Они не чувствовали боли, когда Михаил несколько раз ударил их ногами. Они не замечали вообще ничего. Они держали его руки и тело. Им приказали это делать, приказали те, кому они доверяли, и кроме этого, к Михаилу Кошкины испытывали особое чувство, которое можно было бы назвать и уважением, и любовью, если бы Кошкины в принципе могли удержать в своих немытых головах такие отвлеченные понятия. В головы братьев Кошкиных сейчас вмещалось только одно – Михаилу плохо, а если его отпустить, то будет еще хуже.
На крик стали сбегаться другие обитатели Норы. Сообразив, что нужна помощь, трое или четверо навалились Михаилу на ноги. Двое тут же рухнули, но остальные прижали ноги к земле.
Старый влепил Доктору пощечину, пытаясь привести его в чувство и заставить сделать укол. Доктор мотал головой и бормотал что-то неразборчивое.
Потом вперед шагнул отец Варфоломей, отобрал у него шприц, выдавил воздух и, прицелившись, вонзил иглу в руку Михаила.
Вой не стих. Тело продолжало бесноваться, и его удерживать было необыкновенно трудно, словно Михаил обрел силу десятков людей, словно сила эта не вмещалась
Отец Варфоломей перекрестился.
– Еще коли, – потребовала, задыхаясь, Ирина.
– Можно? – спросил Доктора священник.
– Не знаю.
– Можно еще колоть? Не умрет?
– Да не знаю я, – выкрикнул Доктор. – Я такое в первый раз вижу.
– Еще одну дозу можно? – отец Варфоломей тряхнул Доктора за плечи.
– М-можно. Только я не знаю… поможет или нет…
– Сам сделаешь укол? – спросил священник.
Болезненно вскрикнул кто-то из Крыс, державших Михаила, но ему на помощь бросился другой.
Отец Варфоломей ударил Доктора по лицу. Наотмашь. Потом еще раз. Тритий удар пришелся по носу, брызнула кровь.
– Укол давай, господа бога… – священник влепил еще одну пощечину.
– Да, да… – Доктор словно стряхнул с себя оцепенение. – Я сейчас. Сейчас… Быстро.
Быстро не получилось. И после второго укола Михаил не успокоился окончательно. Тело все еще билось в судорогах, Михаил хрипел, вырываясь, Крысы меняли друг друга, теряя силы, и только Кошкины не отпускали Михаила ни на секунду.
Только через три или четыре часа тело Михаила начало затихать. И это было не излечение, просто у него не оставалось сил. Мелкая ознобная дрожь сменила судороги, прекратился вой, и нельзя было понять – это стонет Михаил, или просто воспаленное криком горло с трудом пропускает воздух.
– Что это с ним? – спросил отец Варфоломей у Доктора.
– Не знаю. Такой приступ – первый раз. И мне кажется… – Доктор понизил голос. – Мне кажется, что он умирает. Человек не может такого выдержать.
Отец Варфоломей посмотрел туда, где все еще хрипел Михаил, увидел выражение отчаяния на лице Ирины и отвел взгляд.
– Нужно вызвать врача, – помолчав, сказал священник.
– Сюда? – саркастически усмехнулся Доктор.
В Нору не придет ни один врач. «Скорая помощь» сюда также не поедет. Никто не примет вызов сюда. Это Нора. Она есть, и ее нет. Здесь и людей нет, только Крысы. Это знали все. Это понимал каждый. И максимум, что могли в особо тяжких случаях сделать Крысы для своих, это вынести их на улицу и позвонить по телефону-автомату в «скорую». Иногда больных успевали спасти. Если нет, то их хотя бы хоронили. Пусть в общей могиле где-то на дальнем кладбище, но все-таки.
– Я пойду и вызову «скорую помощь», – сказал отец Варфоломей. – И ежели они не приедут…
– Ты их проклянешь! – буркнул Доктор.
Он злился на всех и, в первую очередь, на себя. Он испугался. Испугался настолько, что не смог выполнить того, что еще называл своим долгом. В ту секунду, когда Доктор собирался вонзить иглу в вену Михаилу, обожгла вдруг мысль, что права Ирина, что Михаил, улыбчивый и уверенный Михаил, действительно захвачен дьяволом, что тело его наполнено жуткой нечеловеческой силой, способной только уничтожать. И словно парализовала Доктора эта мысль. Словно обратила в соляной столб.