Мент и бомжара (сборник)
Шрифт:
– Какие шуточки, капитан… Отшутился. – Ваня тяжело опустился в кресло, где совсем недавно сидел труп. – Прости, ноги болят, присесть хочется. Так что эти двенадцать?
– Очень положительные граждане. С большой теплотой отзываются о покойнике. Любили они его, на дни рождения собирались, подарки дарили…
– Что дарили?
– Посмотри, – Зайцев подошел к шкафу, стоявшему у стены напротив кресла. – Это не книги. Это альбомы с марками. Марки собирал Александр Иванович. Большой был любитель. Вот марки ему в основном и дарили. Изощрялись, кто как мог. Старинные находили, с разных островов и полуостровов, с архипелагов и материков. Сразу отвечаю на твой вопрос…
– Предложи им бросить жребий… На кого выпадет, того и сажай.
– Спасибо, Ваня. Я всегда знал, что дельный совет могу услышать только от тебя.
Не отвечая, Ваня поднялся из кресла, подошел к шкафу, распахнул стеклянные дверцы и долго рассматривал корешки альбомов. Почему-то наибольшее его внимание привлек первый альбом с большой единицей, видимо, вырезанной из календаря и наклеенной в нижней части корешка. Между альбомом и стенкой было свободное пространство. Остальные альбомы на полках шли плотными рядами. Ваня сунул палец в щель, похоже, пытаясь что-то нащупать там, потом внимательно осмотрел свой палец и, вздохнув, вернулся в кресло.
– Что скажешь? – нетерпеливо спросил Зайцев.
– Хорошая коллекция.
– Ты же не заглянул ни в один альбом!
– А зачем… Я тоже в школе увлекался марками, пятьдесят восемь штук собрал. Больше не было ни у кого в классе. У меня их украли. Кто-то из нашего класса и украл. Подозреваю, что Жорка Шестаков. Не смог вынести моей славы… Скажи, капитан… А фотки ты с собой не захватил?
Порывшись в своей сумке, Зайцев молча протянул Ване пачку снимков.
– Сколько работы! – Ваня восхищенно взвесил на руке толстую пачку.
– Это еще не работа, – тяжко вздохнул Зайцев. – Это забава… Ты не знаешь, Ваня, какая была проделана работа, чтобы узнать подноготную всех двенадцати подозреваемых…
– Двенадцать – это многовато, – сочувственно произнес бомжара и углубился в снимки. Некоторые он рассматривал внимательно, на иные даже не смотрел, тут же перекрывая снимок следующим, глядя на некоторые, хмыкал не то озадаченно, не то насмешливо и в конце концов вернул Зайцеву пачку, оставив себе лишь один снимок. – Надо же, как вам тут досталось… Тяжелый у тебя хлеб, капитан.
– Какой есть, – Зайцев взял у бомжары выбранный им снимок, бегло взглянул на него – там был крупно изображен стол с шашечной доской, кофейными чашечками, зажигалкой и листком бумаги, испещренным какими-то цыфирьками.
– И что тебя здесь заинтересовало?
– На снимке полная картина преступления. Убийца многое предусмотрел, но учесть все просто невозможно. Наверно, капитан, я не скажу тебе ничего нового, но уничтожение следов – это тоже след.
– Мысль, конечно, интересная, – протянул Зайцев. – Но для задержания преступника недостаточная. Еще что-нибудь произнесешь?
– Произнесу, отчего ж не произнесть, коли есть что… – Где эта бумажка? – спросил бомжара, постучав немытым своим пальцем по снимку.
– Где-то здесь! – ответил Зайцев, повернувшись вокруг своей оси и давая понять, что листок может быть где угодно в этой комнате. – Во всяком случае, отсюда я не позволил родственникам уносить даже окурки! Столько народу… Она от движения воздуха могла слететь со стола.
– Ищем бумажку, – произнес Ваня, пряча снимок в карман пиджака.
– Может, завтра? – неуверенно спросил Зайцев – ему, похоже, уже не терпелось нестись куда-то, давать задания, выслушивать донесения, задавать вопросы и протоколировать их, протоколировать, заверять подписями и печатями, после чего они
– Мы не уйдем отсюда, пока не найдем эту бумажку, – произнес Ваня и на Зайцева посмотрел с твердостью, которой следователь до сих пор в нем не замечал.
– Ну, что ж, – не столько согласился Зайцев, сколько удивился непреклонному тону бомжары. – Искать, так искать…
Нашли бумажку. Через полчаса нашли – под шкафом с марками. В той суете, которая была здесь в первое утро после обнаружения трупа, когда по комнатам носился фотограф, когда санитары укладывали грузное тело коллекционера на носилки, а молчаливые ребята с кисточками и увеличительными стеклами пытались обнаружить отпечатки пальцев убийцы… А Зайцев еще и распахнул окно, чтобы проветрить квартиру и освободить ее от запахов смерти, преступлений, корысти и зависти, а за любым убийством всегда стоит еле уловимый, сладковатый, как арабские духи, запах зависти. Да, ребята, да! После того как поработал киллер, человек, казалось бы, совершенно посторонний, в воздухе все равно какое-то время витает этот запах. Если бы наемные убийцы никому не завидовали, они бы не были наемными убийцами. Так вот, в той суматохе, подхваченный сквозняком, и слетел листок бумаги с журнального столика, скользнул невидимо и неслышимо под книжный шкаф. Его и не искали, поскольку Зайцев, кроме нагромождения цифр, в нем ничего и не увидел. А чтобы никому не взбрело в голову упрекать следователя в профессиональной безграмотности, справедливо будет сказать, что кроме бестолковых цифр на этом листке действительно ничего не было.
– Ну вот, – счастливо улыбнулся Ваня, рассматривая листок. – Теперь все стало на свои места, теперь в мире порядок и, не побоюсь этого слова, гармония. Цыфирьки можно разобрать и на снимке, но в оригинале они все-таки достовернее.
– Мыслишкой-то… может, поделишься?
– Могу, – бомжара опять уселся в кресло. – Мне больше и делиться-то нечем. Это запись шашечной партии, которая закончилась смертью одного из игроков. Вот смотри… Шестнадцать-двадцать четыре, тридцать восемь-сорок семь, девять-семнадцать…
– И они записывали каждый свой ход?! – почему-то шепотом спросил Зайцев, опасливо оглянувшись по сторонам.
– Записывали, – равнодушно произнес Ваня. – Ну и что? Я надеялся, что они записывали поочередно, каждый свои ходы. Тогда у нас был бы образец почерка убийцы. Оказалось, что он и тут все предусмотрел – записи делал только хозяин, и за себя, и за своего противника.
– Значит, нам эта бумажка ничем не поможет?
– Ну, почему… Любая бумажка, самая никудышняя, в тяжелую минуту может помочь, – конфузливо рассмеялся бомжара. – Тебя же, капитан, наверно, учили… Следы всегда остаются. Когда-нибудь я расскажу тебе, как даже при полном отсутствии следов их можно найти… В душе преступника. И прочитать.
– Ладно-ладно, – зачастил капитан. – Это чуть попозже. Но на этом клочке бумажки могут остаться его отпечатки?
– Вряд ли… Он не брал в руки этот листок. Мне так кажется. И я бы на его месте к нему не прикоснулся. А, впрочем…
– Ну? Ну? Ваня! Телись!
– Он мог касаться этого листка… Но уж коли нет его отпечатков на шашках, как ты утверждаешь…
– Это утверждают эксперты!
– Передай экспертам, что я постоянно о них помню, – бомжара окинул комнату рассеянным взглядом. – Так вот, уж коли нет отпечатков убийцы на шашках, на чашке, то их не может быть и на листке. Все, капитан. Здесь нам делать больше нечего… Там это… В холодильнике у него ничего не осталось?