Мент и бомжара (сборник)

Пронин Виктор Алексеевич

– Я искал.

– В паспортном столе? В адресных книгах? Через милицию?

– Да, – растерянно проговорил Зайцев. – А где же еще?

– Ты их почту посмотри, поздравительные открытки… С Новым годом, с Восьмым марта, с Днем Красной армии… Там наследников искать надо.

– А знаешь, мысль неплохая, – с надеждой проговорил Зайцев.

– А плохих мыслей и не бывает. Бывает мысль, а бывает ее отсутствие.

Зайцев помолчал, окинул взглядом помещение, неплохое, в общем, помещение, и сухое, и тихое. Сумрачное, правда, но, видимо, к этому можно привыкнуть.

– Ваня,

у тебя как со временем сейчас?

Бомжара замер на какое-то время, потом как-то резковато приподнялся, сел, сбросив ноги на пол, и уставился на Зайцева с неподдельным изумлением.

– Как у меня со временем? – переспросил он. – Ну знаешь, капитан, более глупого вопроса я в своей жизни, и в той, что раньше была, и в этой… не слышал. Тебя что, вот так прижало, что ты уже можешь такие вопросы задавать?!

– Мы недавно неплохо сработали с тобой, – примирительно сказал Зайцев. – Я подумал, может быть, стоит повторить, а?

– Повторить? – опять переспросил бомжара. – Наливай.

– За этим дело не станет. – Зайцев опять помолчал, не зная, как произнести решающие слова. – Может быть, проедем сейчас на ту квартиру?

– На какую?

– Ну… Где убили старика со старухой.

– Они до сих пор там лежат?

– Да нет… Трупы вывезли. Но все остальное в неприкосновенности.

– Послушай, капитан… – Теперь уже в некотором затруднении замолчал бомж. – Ты ведь не видел меня при ярком солнечном свете… Мы не пара с тобой, ох не пара. Ты вон какой нарядный – при белой рубашке, при глаженых штанишках… Это уже новая форма, полицейская?

– Прежняя, новую еще шьют.

– А от меня запах, – с некоторой капризностью в голосе сказал бомж.

– Знаешь, Ваня, после того запаха, которого я нанюхался в той квартире, твой запах – это «Шанель» номер пять.

– Ты когда-нибудь нюхал «Шанель» номер пять? – спросил бомж.

– Нет, – признался Зайцев.

– А я женщинам дарил. – Бомж застыл, уставившись в зарешеченное окно, будто видел там картины прошлой своей жизни, когда он дарил красавицам французские духи, они весело смеялись, целовали его, прижимались к нему, полные восторга и любви. – Не часто, нет. «Шанель» часто дарить – это дурной тон, да и денег никаких не хватит… Но было, капитан, было.

Всмотревшись в лицо бомжа, Зайцев увидел вдруг, как две одинокие слезинки выкатились из его глаз, скользнули вниз по щекам и затерялись в седоватой немытой щетине.

– Слезливым стал, – проворчал, смутившись, бомж и поднялся со своей кушетки. – Пошли. Чего не бывает, может, слово какое дельное скажу. Ты же за этим меня зовешь?

– Пошли, Ваня. – Зайцев первым направился к выходу.

– Когда долго смотришь на звезды, лучше понимаешь людей, – проговорил за зайцевской спиной бомжара.

– Почему? – обернулся Зайцев.

– Они уже не кажутся тебе венцом природы. И слова их ты воспринимаешь только так, как они звучат. И никак иначе. Тебе нет надобности наделять людей своими собственными достоинствами и недостатками. Поскольку после общения со звездами не остается собственных достоинств и недостатков. Ты уже

как бы и не совсем человек. Хотя и сохраняешь способность к деторождению, можешь подарить «Шанель»… Еще там кое-что осталось… Но немного, нет. Только самое главное, только самое главное, – повторил бомж, когда он с Зайцевым уже оказался на ярком солнечном свете. – Посидим, – попросил бомж и присел на разогретый солнцем бордюр. – А то после подвала я ничего не вижу.

– Посидим, – согласился Зайцев и присел рядом. Хотя раньше, совсем недавно он бы не согласился на подобное – стоял бы, маялся, но не присел бы рядом с бомжарой.

– Дверь не взломана? – как бы между прочим, как бы скучая, спросил бомж.

– В порядке дверь.

– А как узнали?

– Соседи позвонили. Дверь оказалась незапертой.

– Что-то ценное взяли?

– Не думаю, что у них могло быть что-то ценное… Сказал же – занюханная квартирка.

– А стреляли сзади?

– Старухе в спину, в сердце попал, старику в затылок.

– Ишь ты, – усмехнулся бомжара. – Совестливый какой. Ну пошли, капитан, я уже кое-что различаю в этом солнечном пространстве… Дома вижу, деревья, людей вот пока не вижу…

– А их и нету, – заметил Зайцев. – Мы одни с тобой сидим тут, калякаем.

– Тогда ладно… А то я уж испугался – неужели, думаю, людей перестал видеть.

– Не позволят, – сказал Зайцев, сев за руль.

– Кто?

– Люди.

– Тоже верно, – согласился бомж и поднялся. – Поехали, капитан, поехали.

Бомжара, поколебавшись, сел на заднее сиденье «газика», постеснялся сесть рядом с капитаном. Позволил тому сделать вид, что он не просто едет с бомжом, нет, он как бы его доставляет в отделение, и потому самолюбие капитанское останется в целости и сохранности.

– Садись впереди, – сказал Зайцев, обернувшись.

– Ладно, капитан, ладно. – Бомжара привычно вжался в угол и как бы даже сделался невидимым в машине, во всяком случае, с улицы никто не смог бы его увидеть.

Квартира представляла собой точно такую же картину, какую оставил Зайцев несколько дней назад, закрывая и опечатывая дверь. Форточку он оставил распахнутой, и запах убийства постепенно выветрился. И трупов, конечно, уже не было, вывезли. Вместо них на полу остались лишь контуры тел, сделанные мелом. Контуры были грубы, условны, но общее положение тел все-таки передавали.

Заперев за собой дверь, Зайцев прошел в комнату, сел в угол у окна и закурил.

– Я уже здесь бывал не один раз, – сказал Зайцев. – Вряд ли увижу что-нибудь новенькое… А ты, Ваня, походи, посмотри… Чего не бывает, вдруг озарение посетит, вдруг просветление наступит.

– Наступит, посетит, – проворчал бомж и, вернувшись в коридор, внимательно осмотрел замок. Потом уже в комнате некоторое время стоял неподвижно, рассматривая меловые контуры тел. Потом, зайдя с другой стороны круглого стола, постоял у скатерти, залитой не то подливой, не то томатной пастой, шевельнул ногой бутылку, в которой еще оставалась водка, сдвинул ботинком тарелку, исподлобья посмотрел на Зайцева. – Ни одного наследника?