Ментовские оборотни
Шрифт:
– И чревато к тому же, – поддакнул я, представив, как в московской маршрутке какой-нибудь заезжий турок, не знакомый ни с местными реалиями, ни с русским языком, попросит по-турецки водителя остановиться. Большие неприятности может огрести лицо турецкой национальности. И ведь не поймет он даже, за что так сильно пострадал. А нечего было называть водилу придурком.
– Хотя некоторые слова прямо-таки созвучны настроению, – сказал Андрей Михайлович. – На юге Турции рядом с городом Фетхие есть деревня, в которой никто не живет. Уже лет сто, как там нет жителей. Дома без крыш, без окон. Много-много домов. Сотни. Там такой склон холма, и
Про кладбище – это не я сказал, а он. Я его за язык не тянул. И едва я это слово услышал, мне тут же вспомнилось.
– Извините, я хотел у вас спросить, – сказал я. – Как раз про кладбище…
Я видел, как Андрей Михайлович возвращается мыслями из далекой Турции в наше Воронцово.
– Здесь тоже есть заброшенная деревня, – продолжал я. – Горюшкино называется…
Андрей Михайлович рассеянно кивнул, давая понять, что он в курсе.
– И там, в Горюшкине этом, есть кладбище. Для местных жителей. И почему-то там похоронили Веронику Лапто, – я вопросительно посмотрел на супругов, ожидая, что они мне разъяснят подобное недоразумение.
Напрасно я, наверное, заговорил с ними о покойнице к ночи. Так было весело в нашей компании, и вдруг я заговорил о неприятном. Так воспитанные люди не поступают. Но вся штука в том, что мне не у кого было больше спросить.
– Да, там ее могила, кажется, – кивнул Андрей Михайлович.
– А почему?
– То есть как – почему? – непонимающе посмотрел на меня Андрей Михайлович.
– На заброшенном деревенском кладбище, – пояснил я. – Где давно уже никого не хоронят…
– Ах, вы об этом. Что поделать, о бедной женщине некому было позаботиться, – вздохнул мой собеседник. – Она умерла, и вдруг оказалось, что о ней некому позаботиться. Ее отец отбывает наказание в колонии…
– Да, я знаю об этом.
– И получилось, что ни родных, ни близких. Полное одиночество, – вздохнул Андрей Михайлович.
И оба они – он и его супруга – посмурнели лицами. Я снова обнаружил, что совершил бестактность. Мои гости не были старыми людьми, а все-таки возраст у них такой, когда люди уже начинают задумываться о вечности, и смерть для них не выглядит такой далекой и неосязаемой, как в юности. И все-таки я хотел продраться через эту их выглядевшую стариковской меланхолию к истине.
– Вы ведь наверняка знали Веронику Лапто, – сказал я.
– Разумеется, – подтвердила Нина Николаевна.
– А она никогда не упоминала в вашем присутствии о том, что хотела бы быть похороненной в Горюшкине?
Мои гости воззрились на меня с таким неподдельным изумлением, что было понятно без слов – я со своим предположением попал пальцем в небо. Но это им так казалось, потому что лично у меня все-таки были кое-какие основания думать так. Я взял с полки написанную Арсением Арсеньевичем Дворжецким книгу и раскрыл ее на нужной странице. С портрета на нас надменно смотрела графиня.
–
Кажется, я в очередной раз смог изумить супругов. Наверное, не ожидали они, почти уже укоренившиеся здесь жители, таких познаний в области истории и краеведения от меня, бывающего в Воронцове лишь наездами.
– Сведения точные, – заверил я их. – Я разговаривал со специалистами. И вот теперь какая получается картина. Вы это платье на графине видите? – кивнул я на портрет. – Приметное очень платье. Его ни с каким другим не спутаешь. И знаете, где я видел точно такое? На фотографии мертвой Вероники. Когда ее тело достали из графского пруда, на ней было вот это платье. А после всего этого Веронику еще и хоронят в Горюшкине, на бывшей земле графа Ростопчина. Какая-то странная, даже мистическая прослеживается связь. Что за странные совпадения? Почему? Откуда? Я поэтому и спросил у вас – не слышали ли вы от Вероники чего-нибудь такого, что могло бы хоть как-то происходящее объяснить?
В ответ они пожали одновременно плечами. И вид супруги имели крайне озадаченный.
– Мне тут местные жители рассказывали, – поведал я, – что Вероника была человеком будто не из нашего времени. Такой цветочек оранжерейный. Может, она и сама это чувствовала? Не в нашем времени жила, а витала в мыслях где-то в прошлом? Откуда это платье? Откуда эта связь с графиней? Может быть, она думала, что она и есть Воронцова?
Супруги долго молчали, не зная, по-видимому, как им реагировать на мои слова. И высмеять меня, наверное, считали недостойным, и соглашаться с тем, во что они сами не верили, они не могли.
– Я соглашусь с вами в том, Евгений Иванович, что некоторые люди с их характерами, привычками и пристрастиями иногда будто бы промахиваются мимо своей эпохи, – осторожно сказал Андрей Михайлович. – Мимо той эпохи, в которой им, по их собственным представлениям, было бы наиболее комфортно жить. Другие времена, другие нравы, все вокруг другое и неправильное. И это несоответствие в конце концов губит человека. Уничтожает его морально или даже физически.
Он очень точно сформулировал. Я что-то подобное как раз и чувствовал, когда размышлял о трагической судьбе Вероники Лапто. Отец наделил ее землей, предполагая, что обеспечил безбедное существование своей дочери в будущем, а счастья так и не случилось. И есть даже подозрения, что щедрый отцовский подарок несчастную Веронику как раз и погубил. Потому что она не была приспособлена к суровым условиям окружавшей ее жизни. Как там в прошлый раз сказала Валентина о Веронике Лапто? Лишь дохнуло на нее холодом – и она погибла. Очень похоже на правду.
Демин вернулся только под утро. Он отправился проведать Валентину еще накануне вечером, и у них со скучающей в одиночестве молодой женщиной нашлись, по-видимому, какие-то темы, интересные для обсуждения им обоим. Демин, по крайней мере, вид имел воодушевленный и смотрелся котом, возвращающимся в родные стены после увлекательных ночных похождений.
– Колодин, я вздремну часок, – сказал Илья рассеянно. – Иначе я сегодня буду не боец, а у нас вечером все-таки съемка.