Меня предавать нельзя
Шрифт:
– Одно ясно – она тебя любит. И ты ее наверняка тоже, учитывая то, что я увидела и услышала. Так что все шансы есть. И вообще, милый, ну разве ты сам мне не говорил, что если Варя узнает про твои похождения, она тебя не простит?
Как оказалось, Токарев успел в свое время выдать Мишель таких подробностей, что любо-дорого. Да еще и забыл об этом.
Он посмотрел на нее с сомнением, но высказать свои мысли о том, что любовью со стороны Вари и не пахнет, не успел. Из глубин дома раздался такой звон, что содрогнулись стены, Миша охнула,
Владлен, недолго думая, побежал следом. Его за мгновение ока охватил такой жуткий страх, что сердце неистово заколотилось в груди. Что-то стряслось с его девочками! Он же знал, что их не стоит оставлять без присмотра, потому что близняшки очень любопытны и с вечным шилом в заднице.
– Боже мой! Господи! Боже мо-о-ой! – завопила Мишель, глядя на потолок оранжереи.
Бокал выскользнул из ее руки и, соприкоснувшись с плиткой на полу, разбился вдребезги. Как и огромное стекло наверху, в котором зияла дыра, а осколки его упали прямиком на какие-то растения.
– Это же Дракула! Боже мой! Он уничтожен! Уничтожен! – стенала Миша, указывая на наиболее пострадавший цветок. – Такого цвета я больше не найду… Мне ведь везли его из-за границы.
Он впервые видел свою любовницу в таком состоянии. Она была разбита, как и несчастное оранжерейное стекло.
– Что вы наделали? – обрушился Токарев на девочек, что смотрели на него во все глазенки.
Обе были явно напуганы, но Аня в уже привычной манере вскинула дрожащий подбородок и заявила:
– Это все ты виноват! Ты нас сюда притащил! К этой Дракуле!
– Нам скучно и мы хотим к маме! – заявила Маша.
То, что близняшки ему выговаривали, вывело Токарева из себя за считанные мгновения. Схватив дочерей за руки, он потащил их к выходу, гаркнув с такой злостью, что самому стало не по себе:
– Вы хотите к маме?! Сейчас вы у меня пойдете к ней! На своих двоих! И ищите эту кукушку где захотите! Я умываю руки, маленькие мерзавки!
Он увидел, как скривились личики дочерей, но и это его не остановило. Охваченный такой злобой, что она переливалась через край, он волочил хрупкие фигурки, пока они упирались и всхлипывали.
– Папа! Папа, не надо!
– Папуля! Куда же мы пойдем сами?!
Они причитали и взывали к нему, пока он тянул их к выходу. Добравшись до двери, выставил за нее.
– Вы сможете остаться, но я не хочу даже мысли допускать о том, что вы снова сломаете или разобьете что-нибудь важное! И вы должны извиниться перед Мишель! – заявил он.
Маша стала рыдать, отирая с искривленного личика слезы, а Аня уперла руки в бока. И хоть голосок ее снова дрожал, дочь уверенно ответила:
– Она нам не нравится! Мы хотим к маме! Я пыталась ей позвонить, чтобы она нас забрала, но она не берет трубку! А бабуля сказала, что ты точно должен отвезти нас на аттракционы!
Опять эти чертовы развлекушки, о которых они думают в тот момент, когда его жизнь летит в задницу! Хрен им, а не карусели!
–
Его несло и он это прекрасно понимал. Как и то, что сейчас сливает злость на ни в чем неповинных, в общем-то, детей. Это не они выделывали такие финты, на которые оказалась способна Варя. И не они сами явились к нему на работу. Их ведь использовали вслепую, что особо неимоверно бесило. Разве могла речь идти о любви к собственным малышкам, когда «мать года» подкинула их ему, словно балласт?
– Мы что – не можем вернуться домой? – ужаснулась Аня.
Маша при этом заревела пуще прежнего.
– Мы можем вернуться. И вернемся, – примирительно сказал Токарев, – но для начала я бы хотел договорить с Мишель.
Он смотрел на дочерей строго, передавая им взглядом посыл: не смейте больше озорничать и, тем более, ломать то, что вам не принадлежит. А сам думал о том, что придется ему, видимо, возвращаться домой, ждать, когда кукушка вернется, а потом… потом он и представить себе не мог, чем все это завершится. Знал лишь, что Варя будет высказывать ему по первое число, а он сделает вид, что раскаялся. А может действительно раскается, как и подобает нагулявшемуся ловеласу.
– Мы обязательно договорим, Владлен, – раздался позади него низкий с хрипотцой голос. – И я совершенно не обижена на этих прекрасных созданий.
Токарев обернулся к Мишель, что вышла следом за ними. Она хоть и была расстроена, старалась этого не показывать. Потрясающая женщина, у которой бы уроки некоторым брать, причем платя за это огромные деньги.
Подойдя к нему, Миша положила руку на сгиб его локтя и проговорила:
– Влад, я слышала, что ты сказал о юных леди не слишком хорошие слова. Думаю, что тебе нужно извиниться за это.
Токарев обернулся к ней так резко, что у него хрустнули шейные позвонки. Он смотрел на Мишель с непониманием, но на лице ее было бесстрастное выражение. Не в силах постичь того, что она вложила в свои слова, Владлен все же проговорил:
– Аня, Маша, мне очень жаль, что я назвал вас… плохим словом.
Мария успокоилась, но теперь смотрела на отца волком. Что же это за воспитание такое у детей? А главное, как он умудрился упустить из виду тот факт, что обе девочки совершенно неуправляемы?
– Извините меня. Это больше не повторится.
Аня очень тяжело вздохнула и отвернулась. Маша последовала ее примеру. Мишель же чуть сжала пальцами его руку и продолжила:
– Давай мы созвонимся позже и все обсудим, – сказала она, послав ему двусмысленный взгляд. – А пока я вызову ребят, чтобы они мне тут все починили. И закажу новую орхидею. Надеюсь, удастся отыскать такого цвета, – сокрушенно покачала Мишель головой.
– Я возмещу убытки, – пообещал ей Токарев и, послав не менее говорящий взгляд, чем она ему, взял детей за руки вновь и повел прочь.