Меня зовут Шон
Шрифт:
Я решила подстраховаться:
— В ежедневнике ничего нет, а я уже не помню. Я стараюсь выходить на улицу почти каждый день, но гуляю в разных местах. И случаются перерывы, сами понимаете. А что было тогда… Простите.
Они собрались уходить, и у меня на душе полегчало от мысли, что это была все же обычная процедура. Ничего они не знают.
— Спасибо, миссис Томас.
Я не стала поправлять их: не все ли равно, какая у меня фамилия. Потом, когда мне уже задышалось свободнее в предвкушении момента, когда за ними закроется дверь, женщина сказала:
— Кстати, миссис Томас… Мы обратили
— Да?
«Какого черта?!» —: в панике промелькнуло у меня в голове. Неужели Ник им что-то рассказал? Разве он знает?
— Кажется, по поводу пропавшей собаки.
Я облегченно выдохнула.
— А… Точно, точно. Конечно. Бедный Поппет. Я просила Ника не беспокоить вас такими пустяками.
— К сожалению, у нас не хватает ресурсов на поиски собак или еще каких-то питомцев, но ваш муж поступил правильно. В этом районе действуют банды, промышляющие кражей породистых животных. Вы ничего странного не замечали? За домом никто не следил?
Такое мне в голову просто не приходило. В конце концов, после всего произошедшего, было бы просто нелепо, если бы пропажа Поппета оказалась единственным настоящим преступлением в этих местах. Но что, если разные пугающие события вообще не имеют никакого отношения к нашим с тобой отношениям?
Я притворилась, что пытаюсь припомнить.
— Было несколько звонков, когда на другом конце никто не отвечал. Что-то в таком роде. Я тогда подумала, что кто-то может прощупывать наш дом, но у нас хорошая сигнализация, и не стала волноваться.
— Очень мудро с вашей стороны.
Они переглянулись, и у меня свело живот, словно на американских горках, когда думаешь, что все закончилось, и тут начинается новый круг. Как же глупо, самонадеянно с моей стороны было принимать их за простых служак. Они что-то знали. Наверняка знали. Это не просто рутинное дознание.
— Кстати, миссис Томас, наша система автоматически делает выборку по именам в базе данных. И мы не могли не обратить внимание, что ранее в этом году против вас выдвигалось обвинение в преступлении.
— Что?! — едва успев приподняться с дивана, я в ужасе рухнула обратно.
— Взлом машины в Восточном Лондоне…
Боже правый!
— …Пострадавший назвал вас в числе возможных подозреваемых. Некто Дэмьен Хендерсон.
Я уставилась на них с оскорбленным видом, в котором, как надеялась, они не увидят фальши:
— Дэмьен?!
— Вы с ним знакомы?
— Мы работали вместе. Я читала его сообщение о взломе машины, но… Мы переехали сюда гораздо раньше! Это бред!
— Вот и в полиции решили так же, поэтому тревожить вас не стали. Но, может, у вас есть предположения, почему он выдвинул такое обвинение, миссис Томас? — женщина посмотрела мне в глаза поверх блокнота.
Они знали! Наверное, они догадались, почему он мог так заявить и что я за человек.
— Я… — о боже! Осторожнее, Сьюзи… — Мы расстались не в лучших отношениях, вот и все. Но это было давно, а с тех пор мы не встречались.
Это была ложь. Я соврала, даже не собираясь этого делать. Черт!
Они снова переглянулись. Я даже немного позавидовала, что бывают люди, способные вот так обмениваться мыслями, не произнося ни слова. У меня какое-то время так было с тобой. Во всяком случае, мне так казалось. Но не с Ником. Темы для разговоров
— Хорошо. Спасибо за помощь.
Все? Или у них еще что-то осталось в запасе?
— Надеюсь, вы выясните, что случилось, — сказала я, провожая их до дверей. — Бедная жена. Наверное, для нее это трагедия.
Полицейские уже сели в машину, когда я вдруг поняла, внезапно похолодев, что они даже словом не обмолвились о жене.
Кровь кипела в жилах от ярости. Какого хрена Дэмьен сказал такое полиции?! Сдалась мне его вшивая машина!
Того, что я сделала дальше, делать не следовало. Это был еще один идиотский поступок, добавившийся к горе исполинских глупостей, которые я совершила за последние несколько месяцев. Я схватила телефон, вошла в свой тайный почтовый ящик и набросала сообщение.
«Ты не говорил, что назвал полицейским мое имя! Что за фигня, Дэмьен?! Да я и не думала о тебе с тех пор, как ушла с работы. И вообще отлично, что мы поругались, понятно? Я не хочу с тобой ни разговаривать, ни встречаться. Никогда! И если ты им что-нибудь еще обо мне расскажешь, они выяснят кое-что и о тебе».
Я отправила сообщение прежде, чем сообразила, как это глупо. Я угрожала ему. Но чем? Обвинением в том, что произошедшее в переулке случилось не по обоюдному согласию? Разумеется, я жалела о том вечере и никогда не сделала бы подобного в трезвом виде. Но неужели я в самом деле собираюсь заявиться в полицию? Я подумала о том, что придется идти в суд, если это всплывет. Представила себе лицо Ника. Стыд от осознания, что называю себя жертвой, хотя добровольно пошла с Дэмьеном, жадно его целовала и флиртовала несколько месяцев. Даже если я и не хотела заходить дальше, кто станет мне сочувствовать?
Меня охватил холодный ужас, я вскочила и едва не расплакалась от отчаяния. Что мне делать? Никто не в силах мне помочь. Нора была твоей женой — наверняка она ненавидит меня, даже если и до сих пор не рассказала Нику правду. В ее прошлом произошло нечто ужасное. Я была в этом уверена. И она принимала лекарство от тяжелой психической болезни. Мне нужно спрятаться от нее, но к кому обратиться за помощью? Ник как минимум подозревал, что между мной и Дэмьеном что-то было. Кто-то — возможно, Нора — наблюдал за мной и, вероятно, украл пса. Я в опасности. И беременна. И наверняка допустила крупные просчеты в разговоре с полицией, запутавшись в собственном вранье. Вдруг они вернутся?
Я дрожала, стоя посреди дорогой кухни и вслушиваясь в шум дома. Системы, регулирующие температуру, проигрывающие музыку, поднимающие и опускающие жалюзи, включающие свет. Закрывающие двери, чтобы заточить меня в этом доме навечно. Я чувствовала себя птицей в клетке, перед которой сидит кошка, наблюдающая за каждым ее движением.
Элинор
Лицо человека, разыскавшего меня в кабинете Патрика (он представился доктором Эндрю Холтом, заведующим отделением ЭКО), показалось мне добрым. Я представила себе, как благотворно его вид влияет на беременных женщин. Голос у него был тихий, взгляд — спокойный. И все же, увидев меня в кабинете с записной книжкой в руках, он встревожился.