Меня зовут Синдбад Мореход
Шрифт:
– Отец Мариной назвал.
– ну надо же, подошла вплотную, и даже что-то типа улыбки на лице - но стервозная натура взяла вверх, и добавила.
– А для тебя, деревенщина, просто куртеса. Чего хотел?
– Хотел сказать - привет, Марина!
После получения титула 'деревенщина', с Фараха спало оцепенение - мой товарищ снова стал весел и подарил девушке дерзкую улыбку на все тридцать два. Марина же как-то странно охнула, ее рот и глаза округлились, а брови исчезли под челкой. Не надо быть провидцем, чтоб понять - стервочку кто-то ущипнул за задницу. Ответка последовала моментально, но хлесткой пощечины не получилось - андоррец перехватил ручку на полпути и поднес к губам. Выдернув свою ручку из лапы Фараха, уже почти спокойная Марина, задрав носик, фыркнула и удалилась в подсобку. Ее отец, наблюдавший эту сцену, тут же подскочил к нашему столику, и демонстрируя дубинку, потребовал немедленно освободить его таверну от нашего присутствия. Похоже, дубинку он не собирался применить - видимо, 'стеснялся'. Пока я рассматривал
– Дрова наколете, сложите в сарае, с утра таскаете воду и помогаете по кухне. Спите в сарае, сено сами себе натаскаете, будете плохо работать - будете мало есть.
– Эй, стой, красавица! Не так быстро. Может, покажешь где что, и что к чему?
– Фарах быстро приблизился к Марине и взял ее за руку. Та, якобы с негодованием, выдернула ее.
– А вдруг я по незнанию перепутаю сарай с твоей спальней, и получу по роже ни за что. А если сарай перепутаю со спальней твоего отца.... Тут Марина не выдержала и прыснула в кулачек. Следующий захват ее руки она 'не заметила'. До ужина времени - море. Мы устроились, разобрались, где брать инструмент, где ведра, где вода.... Первое задание - рубка дров - оказалась неожиданно трудным делом. Мы с Фарахом уже прилично взмокли, а кучка колотых дров была просто курам на смех. Когда полено, которое я пытался располовинить, упало во время размаха в третий раз, Марина, наблюдающая за нашей работой, заржала в голос.
– Правду сказал отец - что вы такие же крестьяне, как он певчий церковного хора.
– Молвила она, отсмеявшись.
– Он сам бывший десятник, пехотинец, и вас определил как воинов. Филарета (андоррец выбрал себе такое имечко) как декарха (десятника), а тебя вообще как кентарха (сотника), если не выше, несмотря на твой возраст.
– Что это вдруг старого солдата, - я усмехнулся.
– потянуло пооткровенничать с дочерью?
– Я спросила, почему он не поколотил вас палкой, как обычно бывает, если, ну... На что он ответил, что на тот свет не торопится, и пояснил почему.
Упс! Косяк! Хотя - как посмотреть, в данном случае еще непонятно. Раз нас пустили во двор и поделились своими наблюдениями, то может быть, не все так плохо. На всякий случай перевел тему.
– А что у тебя с рукой? То есть, как ты ее потеряла?
– Я маленькая была. Отец рассказывал, что служил тогда в гарнизоне под Себастией. Во время внезапного нападения арабов, мать взяла меня на руки и побежала в укрытие, но не успела - стрела попала мне в руку, пробила ее насквозь и вошла матери в шею. Так и лежали мы, пришпиленные друг к другу стрелой. Нас подобрали только на третьи сутки, когда нападение было отбито, а меня чуть не похоронили вместе с матерью. Я была вся залита ее кровью - хорошо еще, кто-то заметил на лице ребенка чистые дорожки от слез.
Еще немного поговорили ни о чем, и Марина ушла готовиться к ужину. Когда с кухни потянуло ароматами еды, быстро сполоснувшись направились к источнику вожделенных запахов. Из кухни мы вылетели как пробки, едва не отведав половника от шеф-повара, но наша инициатива как добровольных помощников не осталась незамеченной. Марина нас быстро взяла в оборот. Под ее руководством мы приводили обеденный зал в порядок. Смахнули со столов крошки и мелкие объедки, оставшиеся с обеда, выровняли скамьи, расставили на столы миски, кубки и другую столовую утварь. Для моих замыслов это было очень кстати. Я решил травануть часть экипажа 'Магдалины', и воспользовавшись горячими вакансиями, занять их места на судне. Оказавшись вне зоны видимости напропалую флиртующих между собой голубков, открыл флакончик с ядом и нанес его на подушечки четырех пальцев. Проходя мимо стола святош, поправил не вряд стоящую посуду, после чего вышел во двор - дело сделано. Яд был смертельным, но в той дозе, что предстояло принять неудачникам, летальной опасности не было. Сильная водянистая диарея, рвота, общее обезвоживание организма - короче, клиника один в один, как холера. Конечно, его действия хватало только на сутки, но дикая жажда пациентов давала возможность продолжить курс 'лечения' на любой срок. Поужинали мы с Фарахом знатно - я даже усомнился в пословице 'кашу маслом не испортишь', в нашем случае - мясом. В сарай андоррец заявился прилично заполночь - я еще не спал, прокручивая в голове предстоящие варианты развития событий, а их были сотни. Чтоб отвлечься, спросил у друга, как прошел вечер, как впечатления. Фарах немного помолчал, видимо, собираясь с мыслями.
– Син, она как лань - вроде доверчива, но до ужаса пуглива, от каждого моего касания она вздрагивала, как от удара. А потом как-то сразу затихла. Она была девственницей. Я не знаю, может не надо было... Но она этого точно хотела.
Я сказал, что для девственниц это нормально, а сам вспомнил Марго - да, весьма похоже. Мои мысли были прерваны чьими-то торопливыми шагами. Хлопнула дверь нужника, а далее раздались характерные звуки. Ну все, плотину прорвало - понеслось. Чувство было двоякое - с одной стороны, мои старания увенчались успехом, с другой - звукоизоляция в сараюшке и в нужнике отсутствовала напрочь. Хорошо ещё, что запахи не доходят. Но и одних звуков хватит, чтоб проворочаться до утра. Я стал прикидывать, чем бы заткнуть уши, и не заметил, как заснул. Утром проснулся от громкого разговора между капитаном 'Магдалины'
– Я вас не обвиняю, дорогой аргиропрат (обращение к держателю таверны, лавки, цеха.) Но как вы объясните, что сразу четверо членов моей команды враз заболели после вашего ужина.
– Отче, моя таверна стоит уже восемь лет, и еще никто не жаловался на мою стряпню. Ты видел, что еду накладывали из одного котла - будь она негодной, отравились бы все. И я тебе предлагал перед сном устраивать для вашей братии дополнительный ужин, но ты отказался.
– Причем здесь это?
– А как ты думаешь, для чего ваши подчиненные покупают у местных торговок яйца, сыр, молоко, вино и другие продукты? Вот! Я и говорю - узнай, у кого покупала продукты эта четверка, и к ним и иди разбираться.
На что капеллан (капеллан - священник, совмещающий сан с какой-либо дополнительной, как правило - светской должностью, в данном случае - с капитанской.) лишь досадливо хрюкнул. Понятно - искать торговок он не станет. Собравшаяся перед завтраком во дворе братия только и говорила об этом происшествии. Меня, затесавшегося в их ряды, игнорировали до тех пор, пока я не предложил попробовать вылечить их товарищей. На недоверчивые и насмешливые реплики я ответил, что когда был моряком, сталкивался с подобным в Африке - там, дескать, от этой болезни мерли сотнями. И эту хворь там научились лечить хлебной настойкой на вине. Заинтересованная сторона сразу же предоставила мне кувшин с вином и пару ломтей хлеба. Хлеб я покрошил в вино и передал одному из братьев, чтоб непрерывно мешал микстуру ложкой до тех пор, пока масса не станет однородной. После чего, под ворчание аргиропрата, добавил щепотку специй - чтоб прогнать дурной воздух из живота. Сказал, чтоб зелье настоялось четыре часа, после чего дать его больным по три ложки. То, что больным станет лучше, я не сомневался - примерно к этому времени действие яда должно закончиться. А ближе к вечеру травану их повторно - полное исцеление мне совсем не нужно. После завтрака ко мне подошел монашек и пригласил на беседу с капитаном. Капеллан сказал, что я могу его называть отец Василий, и поинтересовался, вправду ли я был матросом? Я бодро ответил, что пришлось с моим другом Филоретом год поматросить и на шебеке, и на нефе. С парусами и веслами управляться умеем, также назвал порты, где приходилось побывать. Василий погонял меня по такелажу, и расспросил про Родос - видимо, дальше ему заплывать не приходилось. Сдав экзамен, был вместе с компаньоном зачислен в члены команды на один рейс, с оплатой аж полсеребрухи на двоих. Я дополнительно выторговал для нас питание до начала рейса, он - несение нами ночных вахт на 'Магдалине'. Оказалось, такие существуют, и ежевечерне пара братьев заступает до утра на этот пост, чтоб еретики не срезали ночью 'лишние' канаты и парусину.
Во время ужина прибыли фельдъегеря из Армении. Я весь внутренне напрягся - это была самая узкая часть моего плана. Но как только четверка умылась с дороги и вошла в трапезную, сразу отлегло от сердца. Я боялся, что посыльные будут субтильного телосложения, и их одежда просто на меня не налезет. Второе - хоть я и взял достаточно косметики, чтобы подправить свою внешность, но мало ли - вдруг у них у всех носы вдвое больше обычных. Парни оказались рослыми, вполне европеоидной внешности, один даже голубоглазый, и (БИНГО) на уровне 'моя твоя понимать' владели латынью. Тут очень кстати монашек спросил, не попадал ли я в сильный шторм. Я в красках описал шторм, не пережитый Искандером, братья, забыв про еду и открыв рты, крестили в испуге лбы после каждой моей фразы. Моим рассказом также заинтересовалась четверка армян. Сидели они за отдельным столом - невместно князю (про армянских князей я уже пояснял) сидеть за одним столом с мелкими клириками. Следующим моим рассказом была история про встречу с 'щёрдом'. Когда 'щёрд' стал читать свое проклятие на неизвестном языке, все присутствующие в зале впали в гипноз. Поскольку времени было в обрез, просто 'запрограммировал' присутствующих впасть в подобное состояние при моей команде - 'Табань!', после чего 'оживил' присутствующих и продолжил рассказ. Думаю, монахи после моих былин приложат максимум усилий, чтоб перейти на более безопасную работу.
Наше дежурство на 'Магдалине' прошло без происшествий, если не считать за таковое проникновение на охраняемый объект Марины с корзинкой пирожков и кувшинчиком вина. Отдав должное угощению и поблагодарив девушку, прихватил овчину и удалился спать на корму, оставив парочку наедине. Разбудил нас еще засветло монашек, тот который самый молодой, сообщив, что отход судна через пару часов, и завтрак уже готов.
Когда отошли от берега метров триста, вышел на середину трекатра и в голос скомандовал '- Табань!'. Команда сработала - экипаж и пассажиры застыли на месте. 'Оживил' андоррца, и велел ему на вялых парусах удерживать 'Магдалину' на курсе. А сам последовал на корму работать с гонцами.... Свиток в кожаной тубе, залитой с торцов чем-то вроде воска и опечатанный личной печатью Ашота, секретарь Мистика принял у меня уже, наверное, час назад. А еще до этого пришлось просидеть в приемной не менее трех часов. Если кто-то думает, что я сильно переживал по этому поводу, то будет неправ. Меня буквально колотило от возбуждения, помноженного на ожидание. И когда я уже решил, что все мои старания пошли прахом и меня не пригласят для частной беседы - как, по словам гонца, бывало не раз - вышедший секретарь пригласил меня в кабинет. Следуя 'инструкциям' князя, поприветствовал великого патриарха всего христианского мира, припал коленопреклонненный к его длани губами, получил благословение, после чего удалился на почтительное расстояние, и начал излагать устное послание Ашота.