Меня зовут Сол
Шрифт:
Еще она пересказала Мо «Похищенного» и вспомнила все шотландские слова оттуда. Мо смеялась.
Когда тесто поднялось, я разгребла угли, и мы поставили его в печь. Мо сидела на земле и смотрела, как хлеб готовится.
— Он поднимается! И такой румяный стал! — кричала она. Когда мы вытащили хлеб и положили на камень остывать, она разволновалась. Хлеб был очень красивый и пах лучше всего на свете.
Мы отвели Ингрид в уборную и там оставили, потому что она сказала, что хочет справиться сама. Когда она крикнула, мы привели ее назад. Она попросила нагреть воды и
Мы с Мо и Пеппой поели картошки, сыра и хлеба, а Ингрид сказала, что не голодная, и осталась в шалаше. После чая я взяла фонарик, пошла в лес, нашла там еще один молоденький ясень и вырезала из него жердь длиной метра два. Потом я села у костра и стала обстругивать ее ножом. Я хотела склеить две жерди плоскими сторонами при помощи сосновой смолы, а потом связать их паракордом и сделать лук. Я видела на «Ютубе», как это делается. Надо просто снимать стружку, пока палка не станет совсем тоненькой на конце и потолще в середине. Резать дерево ножом Беара Гриллса было совсем легко. Несколько слоев дерева всегда прочнее одного, так мне Иэн Леки говорил.
Пеппа читала книжку при свете фонарика, а Мо пошла к Ингрид. Было совсем тихо, только огонь потрескивал. Это я люблю больше всего на свете. Сидеть ночью у костра, слушать его и резать по дереву. Подул легкий ветерок, довольно теплый, с запада.
Я слышала, что Мо с Ингрид разговаривают, но слов не различала. Потом я почувствовала запах дыма — они курили. Ингрид кашляла. Мо просидела там целую вечность, пока Пеппа читала, а я резала деревяшку.
Потом Мо ушла к себе в шалаш, пошел дождь, и я забеспокоилась, что ее шалаш может протекать. Я зашла к ней. Она уже спала. Еловые лапы отлично работали, внутри было тепло и внутрь не просочилось ни капли.
Глава семнадцатая
Туман
Дождь прекратился, снег весь растаял, остались только серые полумесяцы льда между камнями и за шалашами. Зато в воздухе повис густой белый туман — такой, что от входа в шалаш деревьев я уже не видела. Когда рассвело, я набрала кучку щепок и взяла дров из середины поленницы, потому что снаружи они все отсырели. Одну сухую палочку я настрогала для растопки и подложила к ней щепки и веточки поменьше. Костер сильно дымил и трещал, и над лагерем как будто повисло густое облако дыма и тумана.
А под лагерем словно лежало плоское белое море. Я едва различала деревья, которые были похожи на серые линии в тумане. Ветра не было, и на еловых крышах шалашей и на рукавах моей флиски туман оседал серебристыми каплями воды. Я положила дрова у костра, чтобы они сохли, и отправилась за водой к ручью.
Мо вышла из шалаша и пошла в уборную. Обратно она вернулась бегом, кутаясь в свое серое пальто. Села у костра и скрутила сигаретку. Я приготовила чай. Черный с сахаром, потому что у нас не осталось молока, даже пастеризованного.
Мо немного отогрелась у костра и сказала:
— Я вчера
— Это почему?
Мо снова закурила и потерла лоб. На пальто серебрились капельки воды.
— Понимаешь, Сол… Я знаю, что ты собиралась прятаться и жить в лесу, и у тебя получилось. И за Пеппой ты присмотрела, а я не смогла. Я все это понимаю, и мне стыдно. Я алкоголик и выживу, только если не буду пить. И для этого мне нужно жить с людьми, которые будут меня удерживать.
— Например, со мной. Тут вообще пить нечего.
— Да. Сол, я знаю, что ты хочешь мне помочь, но не можешь. Необходимо, чтобы я сама отказалась от выпивки, и для этого мне нужны люди из приюта и Иэн. Ты не должна мне помогать. Я поняла, что со мной не так, и не могу допустить, чтобы ты все делала и ухаживала за мной и Пеппой.
Я ничего не сказала. Я встала, взяла свой лук, села обратно и стала строгать его дальше. Мо продолжала говорить.
— И не только в этом дело. Ингрид кажется, что она серьезно заболела. Очень серьезно. Она думает, что у нее рак, и именно поэтому спина так болит. Ей очень больно, Сол. Ей нужно поехать в больницу, к нормальному врачу. Ей нужны лекарства.
— Она умрет?
— Да, наверное, если ее не лечить. Ей можно помочь, но не в лесу.
— Я не брошу Пеппу. Я не хочу, чтобы нас с ней разлучили.
— Сол, — вздохнула Мо, — я не знаю, что произойдет. Правда. Понимаешь, в приюте я должна была делать только две вещи. Не пить и быть честной. И все. Просто не пить и не врать. И мне постоянно приходилось честно рассказывать обо всем, что я сделала. Как я поступала с тобой и Пеппой. Понимаешь, Сол? Я должна была говорить правду. И если ты честно скажешь мне, что думаешь, тебе станет лучше. Мне стало.
Я поднялась и пошла к шалашу Ингрид. Она сидела на постели, закрыв глаза. Я посмотрела на нее. Она открыла глаза, улыбнулась и сказала:
— Все в порядке, — и потерла маленький шрам на щеке. Я ушла.
Поднялся ветер, который постепенно уносил туман. Внизу уже виднелись верхушки деревьев. Туман перекатывался волнами, как море. У меня быстро забилось сердце, и мне стало жарко. Грудь как будто чем-то перехватило, и я с трудом дышала. Ноги задрожали. Я отошла подальше от костра, а потом вдруг побежала.
Мо закричала: «Сол!» — но я бежала вперед, по лагерю, потом побежала вниз, в лес, к траве, папоротникам и круглым камням. Внизу туман был намного плотнее, и я не видела, что впереди, просто бежала и хватала ртом влажный воздух. Земля намокла, под ногами булькало и хлюпало, между листьев текли ручейки. Я держала в руке нож и краем глаза замечала его блеск, когда отмахивала руками на бегу. Я бежала и бежала, и кровь грохотала в ушах в такт шагам.
Я добралась до реки и сбежала к ней, перепрыгнула ее в узком месте и побежала дальше между камней, и тут какое-то дерево выступило из тумана прямо передо мной.