Меня звали Маленьким Принцем
Шрифт:
И над Ладогой чаек стая.
Мы и вправду не знали, мамка,
Сколько жизней в одной буханке.
2008.
Костя
Подъезды пусты под вечер,
Дворы до утра уснули.
Ворам поживиться нечем,
Что взять у смешной бабули?
И только соседка Ира
Графинчик к столу приносит.
– Когда ты вернешься, милый?
Вернулись все наши, Костя.
Пора бы уже, пора бы.
По
Состарились наши бабы.
А внуки в Афгане где-то.
Пора бы уже, ну что ты…
Вожди – президенты стали.
Уже заплевали площадь,
Что Красной когда-то звали.
На вынос пришел к старухе
Лишь пьяненький участковый.
А Костя, раскинув руки,
Все годы лежал под Псковом.
2009
Генерал.
Генерал, твой последний солдат воротился из боя.
Чуть живой, прокопчёный до нитки тоской и судьбой.
На перроне качает его предрассветным прибоем.
Медальоном луна закатилась над вашей Москвой.
– Я вернулся. – Ни слова иного, – вернулся. И снова
Закурить бы да заняты руки и пусто внутри.
На границах спокойно. К заданиям новым готовы.
Мной разучена логика жизни и карта любви.
Если жизнь – полоса, точка А, точка Б, фактор риска.
Если с каждым авралом короче и горше отбой.
Одного я прошу, генерал мой, далекий и близкий,
Жди меня. Если где-нибудь ждут, значит нужен живой.
2006
Возвращение в Союз
Если выживу после Афгана,
Я хотел бы вернуться туда,
Где певучие суры Корана
Научили нас: кровь – не вода.
Где кому-то пришлось задержаться
Дольше срока. Кому-то навек.
Но оттуда пошло наше братство:
Десять лет, породнившие всех.
Будут позже – литруха-подруга,
Чёрный хлеб по талонам, врачи,
Перестройка, чиновничья вьюга,
Август-месяц, хамьё и бичи.
И волками посмотрят соседи
На медали не нашей страны.
Что ж поделать, коль кровные дети
Здесь, в России, уже не нужны.
Если выживем, то не забудем -
Соберём батальоны свои.
Мы – чуть больше, чем русские люди,
Мы единый народ «шурави».
Дай Бог выжить и после Афгана,
И однажды вернуться туда,
Где певучие суры Корана
Научили нас: кровь – не вода.
Сентябрь 2007
Псалом и сура
I.
Усталость –
Люди не любят, а судят.
Прокуренной впалой грудью
Выкашливать свои крылья.
Тащиться на Три Вокзала,
Расталкивая прохожих.
И, тщетно считая шпалы,
Шептать: «Прости меня, Боже.
Прости, что себя забыла
И не поверила в чудо.
Как в детстве, зашёптывать милость:
– Прости, я больше не буду…»
II.
Ангел-хранитель принёс воркутинских снегов.
Бес-искуситель сегодня вернулся в столицу.
Отче, прости, что я был только «маленьким принцем».
Просто уйти на тот свет я теперь не готов.
Да, красотой не сумел я начспаса спасти.
Вызволил душу живую из волчьего плена.
Не отмолил половины потерь и пути,
Был человеком: боялся измены и тлена.
Страха лишился и зелье хмельное отверг.
Бабьей хулы пригубив, был нелеп и отчаян.
Отче, но я человек, я живой человек!
Да, согрешил, да, ответил. Но жив брат мой Каин.
Хам воцарился на данной Тобою земле,
Спит Чингизид в моём сердце – и не добудиться.
Отче, я людям любил говорить о Тебе.
Буду учиться любить.
Буду чаще молиться.
21.06.07
Сказка о Начспасе и Воробьенке
Мне сказали однажды: "Молодость.
Вот и всё, что зовут красотой."
Тополиная проседь города.
Не умела быть молодой.
Пробегала невским поребриком,
Умывалась дождём слепым.
К чёрту циников, к черту скептиков!
Злая присказка – «если бы!»
Покоренная-непокорная,
Моя молодость – счёт разлук.
Называла тобой целый город -
Александр. Санкт-Петербург.
2007
***
Кособокий дождь – по асфальту плетью,
По лицу – эй, беглая! Шла бы мимо!
И в лицо – октябрь. Телефон поэтому
Отключён. Плутаю себе по Риму.
Под осенним солнцем сгорает кожа.
Не могу так больше – спаси, помилуй!
Я лепила слово за словом, Боже,
Но боялась молвить – о ком молила.
Рассекли рассвет, застолбили место,
Клён воткнули – факелом олимпийским.
Расплескались листья литые. Лестно
Слово «здравствуй» молвить – последний выстрел.
Но чернее точки, сильнее света,