Меняю курс
Шрифт:
У Себастьяна был брат, профессор, человек довольно передовых взглядов, вращавшийся в кругу прогрессивной интеллигенции. Вскоре я подружился с ним, несмотря на различные условия, в которых мы прежде жили. Меня восхищало, что такой молодой человек уже заведует кафедрой. Я удивлялся его культуре, а политические взгляды Рубио казались мне очень революционными.
Я подробно говорю о Рубио потому, что он был типичным представителем довольно многочисленной прогрессивно настроенной интеллигенции, сыгравшей положительную роль в первые годы существования республики. Однако впоследствии, когда она больше всего нуждалась в поддержке, многие из этих людей отступились от нее.
Однажды Рубио пригласил меня на собрание
Первый, кого я встретил там, был известный Санчес Мехиас; я неоднократно видел бой быков с его участием. Несмотря на множество ранений и уже немолодой возраст, Санчес Мехиас оставался тогда лучшим тореадором Испании.
Когда мы пришли, собравшиеся обсуждали пьесу Санчеса «Син расон» («Без разума»). Премьера ее должна была состояться, если мне не изменяет память, в театре «Эспаньол» в день столетия Гете.
Из присутствовавших я еще помню только Манолито Алтолагирре, молодого поэта, который произвел на меня хорошее впечатление, и чилийского писателя с женой, но не Пабло Неруду - с ним я познакомился позже. Мне кажется, это был дипломат. Через некоторое время пришел Федерико Гарсиа Лорка. Он только что вернулся из поездки в Нью-Йорк и на Кубу. Лорка рассказывал о своих впечатлениях с безапелляционностью, поразившей меня. От первого контакта с интеллигенцией я не был в большом восторге. Меня крайне удивили их отрицательные суждения обо всех, о ком бы ни заходила речь. Как беспощадно обрушивались они на некоторых писателей!
С Федерико Гарсиа Лорка я ближе познакомился в Сории, куда ездил вместе с Кони де ла Мора, Альфредом Банер и [231] его женой Гизелой на театральное представление труппы «Ла баррака».
Создание «Ла баррака» было одним из самых замечательных событий в культурной жизни республики. Студенты ФУЭ{107}при поддержке правительства организовали театральную труппу, которая разъезжала на грузовиках по деревням и городкам, где до этого не велось никакой просветительной работы, и показывала классические произведения испанской драматургии.
В типичной провинциальной, обычно малолюдной гостинице «Комерсио» в Сории в те дни царило необычайное оживление. Здесь собрались артисты и зрители из Мадрида. Мы встретили там министра дона Фернандо де лос Риос и известного врача Теофило Эрнандо, а также Федерико Гарсиа Лорку. Он был одним из создателей и руководителей этой славной театральной труппы. В день приезда до наступления темноты мы решили пройтись по городу, к нам присоединились Федерико и дон Фернандо.
Сория - маленький, но весьма интересный городок. Там сохранились замечательные памятники эпохи римского господства, представляющие большую ценность. Гарсиа Лорка восхищался характерной красноватой окраской города, подчеркнутой отсветом заката. Помню, меня потрясли искренняя любовь и теплота, с какими он отзывался об АнтониоМачадо{108}.
После ужина мы направились к подмосткам сцены, сооруженной на площади. Среди публики было много крестьян, большинство из них впервые присутствовало на театральном спектакле. С огромным интересом и вниманием следили они за представлением «Ауто сакраменталь»{109} Лопе де Вега. Их худощавые, опаленные ветром и солнцем лица были взволнованны.
Помню, несколько дней спустя из-за постоянной рассеянности Федерико у меня произошла большая неприятность. Брат Маноло прислал мне столитровую бочку знаменитого кларета из Кордобин-де-ла-Риохи. Чтобы отметить это событие, я купил окорок и пригласил на свою мадридскую квартиру группу друзей, в том числе и Гарсиа Лорку. После того как все изрядно выпили и уже собрались уходить, Федерико захотелось выпить еще рюмку, и он вернулся в комнату. В два [232] часа
* * *
В те времена я еще довольно часто ходил обедать к сестре Росарио. Однажды вечером после приятного отдыха на лыжной базе в Гредос я решил пойти поужинать к родственникам. Как только я вошел, сестра, едва поздоровавшись, забросала меня непонятными упреками: «Теперь вы, вероятно, довольны, для этого вам и нужна республика!» Затем последовал ряд оскорблений, удививших меня. Не понимая причины ее столь странного поведения, я не знал, что ответить. Сестра тоже не могла предположить, что я еще не читал газет, не слушал радио и ничего не знаю о последних событиях в Мадриде. Ее нападки возмутили меня. Не захотев просить объяснений и не дождавшись ужина, я ушел и направился в аэроклуб в надежде разузнать новости.
Там все было спокойно. Мне рассказали о случившемся. Речь шла о поджоге монастырей. Некоторые из присутствовавших в клубе видели пожары. Мнения были различными. Одни прямо осуждали эти действия, наиболее разумные опасались, как бы пожары не привели к осложнениям. Самые легкомысленные говорили о поджогах в шутливом тоне, не придавая им большого значения. Но все сходились на том, что воспрепятствовать им было нельзя. Кстати, во время пожаров не было ни одной жертвы, не погибло ни одно произведение искусства.
Выслушав все, что мне рассказали, и поговорив с очевидцами, я пришел к выводу, что поджоги спровоцированы группой монархистов. В первое время после провозглашения республики они вели себя сдержанно, но, видя, что правительство не трогает их, решили перейти к активным действиям. В тот роковой день со спесивой надменностью, столь свойственной людям, привыкшим считать себя хозяевами, они завели в своем клубе на улице Алькала пластинку с королевским [233] маршем. Окна специально оставили открытыми, чтобы прохожие могли слышать его. Первыми слушателями оказались шоферы такси, которые ответили возгласами: «Да здравствует республика!» Группа монархистов, вооруженных палками, выбежала на улицу и тяжело ранила одного шофера. По Мадриду мгновенно распространился слух об убийстве. Стихийно начались демонстрации. Вскоре загорелось первое здание - резиденция иезуитов на улице Ла Флор. Всего, как мне помнится, было подожжено семь или восемь церквей и монастырей.
Не трогали ни банков, ни казино, ни дворцов, ни магазинов, которые продолжали торговать.
* * *
Дважды - в Бильбао и Малаге - я был свидетелем этой, по-видимому, непреодолимой склонности испанского народа уничтожать церкви и монастыри.
Примерно в 1920 году в Бильбао состоялась мощная рабочая демонстрация. Близ Арсенальского моста демонстранты столкнулись с религиозной процессией, двигавшейся им навстречу. Последующие действия были настолько молниеносны, что мне не сразу удалось разобраться, в чем дело. Я увидел, как встретившиеся схватились врукопашную. В реку полетели образа и хоругви. Когда прибыла конная жандармерия, иконы уже плыли по реке Нервион к морю.