Мэр в законе
Шрифт:
Настя бежала еще долго. Страх гнал ее, не оставляя ни на секунду. А ноги сами вывели к зданию мэрии. Почему именно сюда? Наверное, никто не смог бы ответить на этот вопрос.
И вдруг, споткнувшись на бегу, она со всего маху повалилась в снег.
Лежа без движения в сквере перед двухэтажным домом, где и располагались службы городской администрации, она видела, как на улицу вышли Харитонов и Рыбин. Но не успели они подойти к ожидавшей их машине, как тут же оказались скрученными и поваленными на землю. Наручники им надевали люди, похожие на тех, что пришли к Насте вместе с Сашкой Шевелевым.
Славик
Он лежал на животе, уткнувшись лицом в паркетный пол, и матерился так, как не ругаются даже пресловутые сапожники.
– Угомонись!
– пробасил Степанов.
Славик продолжал упражняться в ненормативной лексике. Степанов этого не любил. И, исключительно в воспитательных целях, саданул Каблука в ребра откидным прикладом автомата.
Подействовало.
Спустя минуту в кабинет ввели Харитонова и Рыбина.
– Степанов?!
– Всеволод Михайлович удивился не меньше Насти, когда она столкнулась на улице с Шевелевым.
– Ты что себе позволяешь, подполковник?!
– Заткнись, - вежливо посоветовал Евгений Викторович.
– А то как дам в морду!
В последнее время Степанов был почему-то особенно деликатным.
– Женя! Это недоразумение какое-то!
– подал голос Рыбин.
– И тебе сейчас врежу, крыса, - не скупился Евгений Викторович на добрые слова.
Таганцев, еще до конца не веря в то, что Каблук не успел нажать на спусковой крючок, сидел в кресле, ошарашенный немыслимым круговоротом событий.
– Ну что, Андрей Аркадьевич, живы будем - не помрем?
– Степанов весело подмигнул Таганцеву и взялся за телефонную трубку.
А с телеэкрана по-прежнему вещал Ельцин:
– Дорогие россияне! Я верю в то, что демократические преобразования в нашей стране будут и впредь развиваться…
– Вот именно, - сказал кто-то из офицеров и выключил телевизор.
– Степанов на связи!
– Евгений Викторович дозвонился в Москву.
– Товарищ генерал! Мы закончили. Есть. Понял, - опустил трубку на рычаг.
– Вы хоть наручники снимите, что ли!
– попросил Таганцев. Он так и сидел с "браслетами" на запястьях.
– Рановато будет, - ответил Степанов.
– вы уж нас извините, Андрей Аркадьевич, но с вами в Москве отдельно разбираться будут. На Лубянке очень ждут вашего прибытия. На всякий случай, мой вам совет: приготовьтесь вернуться за решетку.
У Андрея потемнело в глазах. По самым скромным подсчетам ему светило пожизненное заключение. Жаль, что отменили смертную казнь. Так было бы проще.
– Про нас как узнал?
– с ненавистью в голосе спросил Харитонов, исподлобья посмотрев на подполковника.
– Не поверишь, очень просто, - с удовольствием начал рассказывать Евгений Викторович.
– К начальнику нашего Управления генералу Скобареву зашел как-то в гости один заслуженный ветеран. Не знаю, помнишь ты такого или нет - Иван Трофимович Звягин…
– Сволочь старая!
– закричал Харитонов.
– Какой же я дурак! Какой идиот!
От отчаяния Харитонов принялся биться головой о стену.
Степанов ему не мешал. А когда силы Харитонова иссякли, продолжил:
– Так вот, явился старый генерал Звягин к молодому генералу Скобареву и доложил: так, мол,
– Евгений Викторович обратился к находящимся в кабинете сотрудникам.
– Вот так! Учитесь у стариков, как надо видеть то, что другие не видят, и слышать то, что другие не слышат.
– Евгений Викторович… - в кабинет, хромая и держась за стену, вошел человек, нога которого волочилась по полу, оставляя за собой широкую полосу крови.
– Сашка Клоун погиб. И еще двое наших убиты.
– Что?!
– вскричал Степанов.
– Настя! Рубинова где?!
– Ушла…
Не раздумывая, Андрей бросился к окну и, высадив стекло плечом, прыгнул со второго этажа.
Загремели выстрелы. Но он не останавливался. Каких-то двадцать шагов - и Таганцев был уже на автостоянке перед мэрией. Прыгнув за руль первой попавшейся машины, вырвал провода, идущие к замку зажигания. Напрямую соединил контакты и, услышав, как взревел двигатель, надавил на педаль газа.
Езда по гололедице в застегнутых наручниках, когда стрелка спидометра указывает на "сто двадцать" - удовольствие ниже среднего.
А позади уже пристроился "жигуленок". В зеркале заднего вида было видно - в "жигуленке" люди Степанова. И даже если бы этого самого зеркала вообще не было, Таганцеву не пришлось бы долго гадать, кто за ним увязался.
Точно так же он уходил от погони еще до того, как попал в колонию. И точно так же ему палили в спину из пистолетов и автоматов.
Братва приехала на "стрелку" в Подмосковье. А вместо конкурирующей бригады к ним на свидание нагрянули менты.
Как водится, с ходу попытались положить всех мордами в землю. И все бы ничего, да только кто-то из пацанов выстрелил первым. И - началось.
После той перестрелки выжили немногие. Таганке и еще двум пацанам удалось прорваться к ближнему лесу. Но по пятам шли оперативники. Били из всех стволов, не жалея патронов.
Андрей и его подельники отстреливались до последнего. Когда затвор пистолета переклинило, Таганка отшвырнул ствол в сторону и притаился за кустом с ножом в руке.
…Он помнил глаза сержанта милиции. Широко раскрытые и удивленные. Сколько ему было? Наверное, года двадцать два, не более.
Запыхавшись, сержант еле передвигал ноги по лесной тропе, когда перед ним выросла фигура Таганки.
Они стояли один на один. Никого вокруг не было.
– Разбежимся, командир?
– Андрей крепко сжимал в ладони рукоять финского ножа.
– Руки!
– скомандовал милиционер.
– Подними руки, сука! Нож на землю!
Таганцев стал медленно наклоняться, как будто собираясь положить клинок на мох. Но неожиданно бросился вперед. Острая сталь легко, как в масло, вошла в живот сержанта милиции. Рванув руку с ножом вверх, Андрей пропорол служивому брюшную полость от паха до грудной клетки.