Мера человек: Выбор

Изотов Александр

Были и отказавшиеся. Они снимались, уходили навстречу «истинному» приору, не желая нарушать законы Неба. Ни Намиб, ни командор Хорас этому не препятствовали.

Правда, когда Гакэру, и некоторые оракулы, вдруг предсказали зверям, уходящим к приору Гильберту, что большинство из них умрёт в муках, очень многие пересмотрели свои ценности.

Но сила многовековой веры в законы и власть приора была сильна, и даже оракулы мало что могли поделать. Уходили очень многие.

Слишком резко всё изменилось.

Звери

были готовы долго терпеть рядом брата приора, ведущего праздный образ жизни. Они же с замиранием сердца слушали про кровавые расправы над зверями в деревнях вокруг Жёлтой столицы, но это же было «далеко». А что там правда, что ложь, пойди ещё разберись.

Сам не увидишь — не поверишь.

Даже проповедники Бездны промывали мозги месяцами, потихоньку поворачивая сердца зверей к тьме, чтобы «метка» легла на благодатную почву.

А тут слишком резко.

Командор протрезвел и выздоровел, Намиб стал вождём, и практически на следующий день — война. И не с кем бы то ни было, а со своим же приором.

«И ладно с приором», — говорили некоторые, — «Против воли самого прецептора пошли. Ставленника Неба, живого ангела на земле».

— Нас мало, — сказал Хорас, вырвав меня из размышлений.

Его плащ, жёлтый с чёрной каймой, развевался от пустынного ветра. Щурясь, приор повернулся в другую сторону.

Где-то там Земли Варанов, деревня Ползучих Змей, а за ними и Паучьи Овраги со Шмелиным Лесом.

Я не особо ещё ориентировался в здешних землях, но примерно представлял, куда пойдут войска Гильберта.

— В деревни зверей ушли гонцы?

— Да.

— Ты дал им «слово»?

Командор кивнул:

— Да. И Намиб тоже.

— Как тебе пустынник, командор?

— Я никогда не трогал его, Белый Волк, хотя по закону должен был казнить бунтовщика. Но Намиб всегда думал только о процветании стаи…

Мне удалось сдержать усмешку.

Для меня это всё было сложно: Хорас сидел здесь, составляя вполне явную оппозицию брату-приору. Но тот его не трогал, и, получается, командор сидел в землях Пустынных Скорпионов вполне законно. Ведь Жёлтый Приор не против.

А значит, любые действия Намиба против Хораса — неприятие воли самого приора.

Вот так и воюй с захватчиком своих земель, когда у него есть все права. И Небом даны, и приором…

Если так подумать, звери в Инфериоре находятся в положении ненамного лучшем, чем первушники и нули.

Хорас обвёл взглядом дюны, поднял руку:

— В древности тут была процветающая земля. Леса, луга…

— Так верните, — просто сказал я, — Ты живёшь не одну сотню лет, и ещё столько же проживёшь.

Командор кивнул:

— Вернём. Мои оракулы-учёные говорят о том же. Я уже передал Намибу, что судьба Каудграда только в наших руках, — он посмотрел на свои ладони, — Было б здоровье.

О том, как Хорас вылечился, он предпочитал

не говорить.

Сотница, довольная, как удав, уехала ещё ночью. Она вдруг резко изменилась, перестала быть вечно озабоченной и похотливой, неожиданно присмирев.

Даже ничего не сказала о том, что я выкрал медовуху. К счастью, ещё оставалось полфляжки, но теперь у меня добавился нервоз: чем ближе к цели, тем больше любителей выпить. А тут ещё попробуй выясни, хватит ли оставшегося на принцессу шершней.

Перемена характера Шаразы резко выкинула на первый план настоящего зверя-командира. Всё же она не за красивые глаза получила должность сотника.

Шараза поклялась, что Ползучие Змеи примкнут к Хорасу. Вообще, она собиралась провести агрессивную пропаганду в землях Каменных Варанов, да такую, что они там сами прибегут к командору.

К чему это приведёт, я пока не знал. Ведь там очень много еретиков — проповедников и поклонников Бездны. Но Шаразе тоже вручили табличку со «словом» Хораса, на всякий случай.

В общем, началось…

Я чувствовал с каждой секундой, что время неумолимо движется к каким-то особым событиям. Не зря Абсолют сам явился ко мне. Пусть странный, и пусть дал неудобные советы, которые я не все собирался выполнять.

Но война чувствовалась в каждой частице воздуха, в каждой песчинке, пролетающей над барханами.

Послание каждого гонца из Каудграда в окружные деревни было закреплено клятвами Намиба, первого вождя Скорпионов за столько лет, и командора Хораса, обвинившего брата в поклонении Бездне.

Я поднял голову, зажмурившись от солнца. Там, на Небе, сидит Эзекаил — он теперь бог этого Ордена.

Не знаю, и не понимаю, как работают эти клятвы-таблички. Может ли Эзекаил сделать так, что при проверке «слова» оракулом Намиб или Хорас умрут, как еретики?

«Нет, Марк, эти клятвы запечатлены Небом. Эзекаил может лишь… ну…», — Хали замялась.

«Говори», — с интересом подумал я.

«Даже мы, ангелы, не всегда можем постичь возможности богов Целесты. Но Эзекаил точно может заглушить слова, заполнить мысли оракулов шумом, чтобы они не услышали правду».

Я кивнул. Значит, помешать он может. Но и мы не должны сидеть, сложа руки.

Это виделось мне, как некоторая гонка. Оракулы могут получить «плохие» предсказания перед прибытием гонцов, и тех даже не будут слушать, а сразу пустят стрелу в лоб.

А если всё же гонцы добрались без приключений, то оракулы будут пытаться получить ответ от Неба о правдивости «слов» вождя и командора. И услышат сверху неразборчивый ответ.

Вот только гонцов много, и всех не переловят. Насколько я понимал, это самое «разное течение времени», о котором мне говорила всё время Хали, защищало нас.