Мера любви
Шрифт:
— Они боятся, что, если понадобится, им уже будет сложнее созвать этих людей, — объяснила мадам Матильда.
— Они опасаются, что счастливый случай упущен…
— А вы, госпожа Матильда, вы тоже так думаете? Хозяйка замка улыбнулась Катрин с высоты своего роста.
— Да нет же! Кто может быть тем сумасшедшим, который мечтает спалить свой дом, перед тем как войти в него. Мужчина, может быть, но женщина-никогда! Вы мудро говорили, друг мой. Ведь это было так соблазнительно.
Катрин, пожав плечами, подошла к окну, чтобы насладиться прекрасным пейзажем, таким голубым и спокойным в конце дня.
— Соблазнительно? Да, конечно. Когда я вчера в полдень приехала к вам, я
Матильда почтительно взяла Катрин за руку, обняла ее и увлекла за собой.
— Подойдите к вашим малышам, — произнесла она с такой нежностью, на которую, казалось, была неспособна. — Они скажут вам, что вы сделали лучший выбор.
Этой ночью за два часа до рассвета Готье и Беранже в одежде странников пешком вышли из Рокмореля и по труднодоступным горным тропам, хорошо знакомым пажу углубились в ущелье.
Сердце Катрин сжалось, и в последний момент она едва держалась, чтобы не расплакаться. В первый раз юноши уходили одни. Впереди их ждали опасности, которые она не сможет с ними разделить.
— Это безумие! — сказала она им. — И к тому же это явно бесполезно. Я заранее знаю совет аббата. Он никогда не благословит силу и оружие. Если где-то существует святой, то это он!
Готье рассмеялся.
— Святость не то же самое, что слабость. Вспомните, что сам Христос воспользовался кнутом, чтобы изгнать торговцев из храма. Самые миролюбивые люди в наш жестокий век прекрасно понимают, что иногда просто необходимо применить силу. Отдыхайте и будьте осторожны, меня не будет рядом, чтобы охранять вас.
Она поцеловала его в лоб и отпустила… Он был прав: кто мог похвастаться тем, что знает пути Господни?
Последующие дни показались бесконечными. Летняя жара становилась все более невыносимой. Поля под раскаленным добела небом порыжели. Маленькие ручейки, петляющие по равнине или мелодично журчащие на скалах, пересохли. Напоить скот стало невозможно. К счастью, в глубоких водоемах замков и деревень, вырытых когда-то прямо в скалах рабами, сохранялись большие запасы воды… но и они были не бесконечны. Если не будет дождей, как уже случилось пятьдесят лет назад, положение еще больше усложнится и может закончиться трагедией. Большие темные залы Рокмореля, защищенные двухметровыми стенами, сохраняли прохладу. Женщины покидали их лишь ранним утром, чтобы дать детям вволю побегать и поиграть вокруг замка. В остальное время дня их оставляли во дворе, в тени стен, где можно было не опасаться укусов гадюк, которые от зноя сделались еще злее. Через два дня после ухода юношей змея укусила одну из служанок, пока та расстилала белье. Несмотря на быстрые меры, предпринятые Сарой, вскрывшей ей рану и отсосавшей кровь, бедняжка была еще между жизнью и смертью. Полная тишина, так же как и жара, окружила старую крепость. Сюда не доходило никаких вестей. Вопреки предсказаниям многих, ни один человек из Монсальви не пришел к замку и не попытался захватить провинившуюся, как считал Арно, супругу. В городе ничто не изменилось, жизнь протекала так, как будто ничего не произошло.
В глубине души Катрин испытывала от этого горькое разочарование. Отношения Арно с супругой не были легкими, но Катрин никогда не боялась сражения с человеком, которого любила. Напротив, она черпала в этой борьбе новые силы, прекрасно зная, что в самых
Вечером, когда солнце прекращало, наконец палить и медленно скрывалось за горизонтом, одинокая Катрин медленно поднималась по винтовой лестнице из черного камня на вершину донжона. Там, на фоне бескрайнего неба, прислонившись к парапету, она искала на северо-востоке красную корону, надетую на густую черную шевелюру леса — далекие башни Монсальви, каждый камень которых помнило ее сердце.
Она оставалась там до глубокой ночи, а затем, отяжелевшая от нахлынувших воспоминаний, в кромешной тьме, спускалась в свою комнату. Спрятавшись под лестницей, Сарж молча смотрела, как Катрин проходит мимо. Она сжимала кулаки, заметив слезы на бледных щеках молодой женщины. Потом, когда за спиной Катрин хлопала дверь, цыганка шла на кухню за свечой и спускалась в погреб, где в небольшом закутке хранила травы, пузырьки, настойки, мази и порошки.
Это было мрачное и жутковатое место, которое с легкостью можно было принять за пещеру колдуньи.
Сара владела опасным искусством наговоров, но всегда отказывалась пользоваться им. Она занималась белой магией, ограничивающейся молитвами и призывами, и обращалась не к дьяволу, а к добрым духам, заклиная уменьшить страдания той, которую всегда считала своим любимым чадом.
Но в этот августовский вечер Сара, перед тем как спуститься в свой закуток, запаслась кусочком пчелиного воска и булавками.
Этот день выдался особенно мрачным, погибал скот. Волки, обезумевшие от жажды, нападали на стада. В резервуаре замка опасно снизился уровень воды. Если небо не пошлет дождя, на дне останется лишь ил. И наконец, уже минуло шесть долгих недель, как Готье и Беранже отправились в Сен-Лоран, с тех пор от них не было никаких известий. Юноши словно растворились в густом кустарнике и лесах. Никто не мог сказать, что с ними случилось.
В конце дня Сара, возвращаясь со скотного двора, встретилась с только что приехавшим Рено. Глядя на его ссутулившуюся спину в холщовой рубашке, расстегнутой до пояса так, что была видна мускулистая волосатая грудь, хмурый взгляд и багровое от злости лицо, Сара сразу поняла, что он был в ярости, и решила пройти мимо, не желая попадаться ему под руку. Но он окликнул ее.
— Сара, идите сюда! Мне надо с вами поговорить. Он бросил поводья подбежавшему мальчику-слуге и убедившись в том, что никого больше нет рядом, взял Сару за руку и повел к оружейной мастерской, пустовавшей в этот час.
— Я только что видел Арно де Монсальви! — бросил он в ответ на вопросительный взгляд цыганки. Лицо ее осталось непроницаемым.
— Да? И… вы говорили с ним?
Рено рассказал, как он, добравшись до Сенезерга, чтобы узнать, как Ля Рок управляется в такую проклятую жару, и не появились ли у него волки, выехал на дорогу, ведущую к церкви, и здесь носом к носу столкнулся с Монсальви. Дорога в этом месте неширокая, вдвоем там не проехать. Надо было, чтобы один из них уступил. Но этого не собирался делать ни тот, ни другой. Мужчины какое-то время молча смотрели друг на друга, словно две сторожевые собаки перед куском падали. Тогда Рено решил, что Монсальви хочет наброситься на него. Одежды на Арно было не больше, чем на Рокмореле, и тот видел, как заиграли его мускулы, а рука нащупала рукоятку шпаги, свисающей с седла. Но он одумался. Монсальви нагнулся, похлопал по холке своего боевого коня, успокаивая его, и, недобро посмотрев на противника, спросил: