Мерцание золотых огней
Шрифт:
– Угрин, - сказал Лаврентьев, - тебя можно на минутку. Сержанты старались никогда не выяснять отношения при под
чиненных.
– Чего тебе?
– недовольно повернулся к нему Угрин.
– Отдежу рил, иди спи.
– Угрин, выйдем, поговорим о Чернове. При нем не следует вести такие разговоры.
– Тебе что, Лаврентьев, больше всех надо?
– злобно прищу рился Угрин.
– Ты собираешься мне подсказывать, как нужно воспи тывать подчиненных? Как из этих дебилов бойцов делать?! Иди от сюда, Лаврентьев, по-хорошему. Не о чем нам говорить. А то, что вы оба
– Чернов стоял у тумбочки с двух до четырех ночи, - сказал Лаврентьев.
– Был дневальным свободной смены с четырех до шести. Должен был отдыхать с шести до восьми, но в это время подъем, уборка, сам знаешь. А с восьми до десяти опять стоял у тумбоч ки, тогда и попался на глаза старшины.
– Стоял с ремнем, который висел ниже колен!
– заорал Уг рин.
– Ты бы лучше смотрел за своими дневальными, Лаврентьев, тогда бы и мне не пришлось получать нагоняй от старшины!
– Ты что не знаешь, что они просто меняются ремнями, чтобы каждый раз не возиться со штык-ножом? Ну да, виноват Чернов, взял ремень Бондарева и забыл его подтянуть. Устал парень, го лова кругом пошла. Ты ведь и сам когда-то был таким.
– Сам и получал за это, понял? Теперь знаю, как воспиты вать "салаг"! А ты, похоже, до сих пор не понял? Старшина велел наказать этого дебильного москвича! Все, Лаврентьев, вали отсю да, если не хочешь иметь неприятности!
– Я уже наказал его, объявил наряд вне очереди. В субботу пойдет на кухню, - жестко сказал Лаврентьев.
– Два наказания за одну провинность не дают. И заставлять солдата работать после отбоя запрещается. Поинтересуйся на этот счет у старшины, он тебе объяснит. Чернов, марш спать!
Курсант медленно выпрямился, тряпка выпала из его слабых рук. Он тупо уставился на Лаврентьева, пытаясь понять, что де лать. Нужно выполнить приказ своего непосредственного начальни ка, командира отделения Лаврентьева, но ведь старший сержант Угрин был ещё более высоким начальством...
– Иди, Чернов, иди, - сказал Лаврентьев.
– Со старшим сер жантом я сам разберусь.
– Отставить!
– заорал Угрин.
– Бегом - марш!
– крикнул Лаврентьев, вставая между ним и старшим сержантом.
Чернов, опустив голову, засеменил к выходу.
Угрин злобно посмотрел на Лаврентьева.
– Ну, козел, тебе это так не пройдет! Завтра же будешь иметь дело со старшиной!
– Не буду. Ты, Угрин, забыл, как пытался заставить меня драить туалет после отбоя? Ни хрена у тебя не вышло. Заткнулся, и старшине не сказал. Потом, правда, нарядами меня задолбал, на экзаменах подлянки строил, чтобы я младшего сержанта получил, или вообще рядовым из "учебки" свалил. И тут ни хрена не полу чилось. Москвичи, они ведь разные бывают. Как и новосибирцы, и свердловчане. Классный у нас был призыв, как бы ты, комбайнер хренов, ни измывался над горожанами, выдержали. Так что, затк нись и оставь Чернова в покое. Он в моем отделении, сам позабо чусь, чтобы стал настоящим бойцом.
– Ну ты и падла, Лаврентьев!
– покачал головой Угрин.
– Ду маешь, если самбист, так все можно? Да я таких
– сжав кулаки, он бросился на сержанта.
Лаврентьев без труда нырнул под тяжелый кулак бывшего ком байнера и, сделав мгновенную подсечку, пустил Угрина дальше по прямой, но уже - с ногами, сильно отставшими от туловища.
Угрин врезался руками в железную стену кабинки и медленно опустился на пол рядом с унитазом. Лаврентьев хлестким ударом по шее заставил замкомвзвода нагнуть голову, а потом наклонил её в фаянсовую емкость и дернул за пруток с кольцом, спуская воду. Угрин замычал, забулькал, пытаясь вырваться, но ещё один удар заставил его ткнуться головой в фаянсовую стенку. Вода смягчила удар, но не сделала его более приятным.
Лаврентьев отскочил к стене, встал в боевую стойку. Угрин медленно поднялся на ноги, тряхнул головой, стараясь избавиться от дурно пахнущей влаги.
– Ты что, сука?
– дрожащим голосом спросил он.
– Ты на ко го?.. Да я тебя с говном смешаю!..
Лаврентьев усмехнулся.
– Короче так, Угрин, - сказал он.
– Мы с тобой квиты. Это раз. Парней из моего отделения ты не трогаешь, это два. А если попытаешься сделать мне подлянку, вся казарма узнает, что ты хлебал из унитаза - это три. Думай, Угрин, думай! И не надейся, что другие сержанты помогут тебе разобраться со мной. Они же слышали наш громкий разговор - и никто не пришел. Потому что ты
– подонок, Угрин!
Старший сержант машинально качнулся назад, такая злоба вспыхнула в темных глазах Лаврентьева. Бормоча проклятья, он двинулся в соседнее помещение, открыл воду и сунул голову в ра ковину, брезгливо отплевываясь. Лаврентьев сделал глубокий вдох, успокаивая дыхание и пошел к своей кровати.
Едва он лег, со второго яруса соседней койки свесилась стриженная под "нуль" голова.
– Товарищ сержант, товарищ сержант!
– послышался громкий шепот.
– Я все видел, спасибо вам!
– Спи, Чернов, - устало сказал Лаврентьев.
– Ты ничего не видел, запомни это. В субботу пойдешь на кухню, а потом я лично займусь твоим воспитанием... чтоб не позорил Москву.
– Так я не против, товарищ сержант! Я ваш должник на всю жизнь теперь.
– Заткнись и спи... должник, - усмехнулся Лаврентьев.
3
Май 1990 года. Ростов-на-Дону
– Ой, как хорошо!
– Юля закружилась на месте, раскинув руки в стороны.
– Я люблю, когда начинается весна, и небо такое си нее-синее, и звезды яркие-яркие, как будто они специально для тебя опускаются пониже.
– А я люблю, когда кончается весна, и небо такое синее-си нее, а звезды яркие-яркие, - сказал её спутник, высокий, белоб рысый парень в потертых синих джинсах.
Он остановился, с удивлением глядя на свою подругу, словно впервые увидел ее: стройная, красивая девчонка в короткой юбоч ке, с распущенными каштановыми волосами и удивительными голу быми глазами, в которых отражаются низкие весенние звезды. А юбка такая короткая, смуглая кожа длинных ног кажется глянце вой, так и хочется потрогать, погладить её, поцеловать... Но как это сделать?