Мэри и великан
Шрифт:
— Но у нас все занято.
— Отлично, — сказала Мэри Энн, — а мне что прикажете делать?
Старушка уже закрывала дверь, но остановилась, подумала и сказала:
— А когда она вам понадобится?
— Прямо сейчас. Сегодня.
— Обычно мы сдаем только цветным.
— Мне это все равно.
— У вас кавалеров не слишком много? У нас тут спокойно. Я стараюсь, чтоб все было прилично.
— Никаких кавалеров.
— Спиртное употребляете?
— Нет.
— Точно?
— Абсолютно, — убедила ее Мэри Энн, постукивая
— А в какую церковь ходите?
— В первую пресвитерианскую, — сказала она наугад.
Старушка задумалась.
— Тут принято соблюдать тишину — я слежу, чтоб никто не шумел и не безобразничал. Здесь живут одиннадцать человек, и все они приличные, уважаемые люди. После десяти радио не включать. Ванны после девяти не принимать.
— Супер, — вздохнула Мэри Энн.
— У меня есть одна свободная комната. Не уверена, могу ли я вам ее сдать… но все же покажу. Не желаете зайти посмотреть?
— Конечно, — ответила Мэри Энн, протискиваясь мимо нее в парадную, — давайте посмотрим.
В девять тридцать она приехала в оплаченную Шиллингом квартиру с панелями красного дерева.
Она открыла дверь своим ключом, но внутрь не зашла. Здесь так и стоял запах свежей краски — сильный, тошнотворный запах. Из окон лился холодный утренний свет; бледные блики ложились на смятые, закапанные краской газеты, разбросанные на полу. В квартире было до жути пусто. Посреди каждой комнаты стояли нераспакованные картонные коробки с ее пожитками. Коробки, газеты, все еще сочащиеся краской кисти и валики…
Она спустилась вниз, к соседям, и резко постучала в дверь. Когда хозяин — лысеющий мужчина средних лет — открыл, она спросила:
— Можно от вас позвонить? Я ваша соседка сверху.
Она вызвала городское такси и пошла наверх — ждать.
Хозяйка объявилась, когда она руководила погрузкой вещей. Таксометр бодро тикал, а водитель носил коробки и складывал их в багажник; оба уже вспотели, тяжело дышали и были рады, что дело близится к концу.
— Святые небеса, — начала хозяйка, — что все это значит?
Мэри Энн притормозила:
— Я переезжаю.
— Да, я вижу. Ну, и в чем же дело? Кажется, я имею право знать.
— Я передумала; я не буду у вас снимать. — Ей казалось, что это очевидно.
— Полагаю, вы потребуете назад свой задаток.
— Нет, — ответила Мэри Энн, — я не так наивна.
— А что мне делать со всем этим мусором? С газетами и краской? Вы начали, но не докрасили. Я не смогу сдать квартиру в таком состоянии. Вы будете доделывать?
Она пошла за Мэри Энн, которая, взяв у таксиста кипу одежды, рассовывала ее между коробками.
— Мисс, в таких обстоятельствах вы не можете просто уехать; так не годится. Вы обязаны оставить квартиру в том же состоянии, что приняли.
— На что вы жалуетесь? — Женщина начинала ее раздражать. — Получили полсотни
— Позвоню-ка я лучше вашему отцу, — заявила хозяйка.
— Моему кому?
Тут до нее дошло, и сперва это показалось ей смешным. Потом она решила, что смешного тут немного, но к этому времени уже начала смеяться.
— Это он вам сказал? Да, папочка. Отец Джозеф, лучше родителя и не сыщешь. Лучший, черт побери, папочка на свете.
Хозяйка была напугана этой вспышкой.
— Идите вы… бабочек ловить, — сказала Мэри Энн, — займитесь делом, сдайте квартиру.
Она прыгнула в такси и захлопнула дверь. Таксист положил последнюю картонку на заднее сиденье, сел за руль и завел мотор.
— Стыдно вам, барышня, — сказала хозяйка.
Мэри Энн ничего не ответила. Когда машина съехала с обочины, она откинулась назад и закурила; ей хватало своих забот, и она не собиралась раздумывать еще и о жалобах хозяйки.
Когда водитель увидел комнату, в которую она въезжала, он покачал головой и сказал:
— Даты, девонька, сбрендила.
— Думаешь?
Она сгрузила охапку вещей и снова вышла в пыльный, покрытый разводами коридор.
— Да уж конечно. — Он плелся рядом с ней по коридору и вниз по лестнице. — Переехать сюда из такой классной хаты — сплошь в красном дереве. И райончик там понарядней.
— Вот ты ее и снимай.
— Ты правда здесь жить собралась?
Он взял две коробки и потащил их по лестнице.
— Эта работа, девонька, обойдется тебе недешево. То, что по счетчику, это только первый взнос.
— Отлично, — сказала Мэри Энн, с трудом поднимаясь за ним следом, — давай, накрути побольше.
— Такой уж обычай. Мы же погрузкой-разгрузкой не занимаемся. Это проходит под рубрикой «Добрые услуги».
— Никто ничем не занимается, — сказала Мэри Энн.
Из своей комнаты высунулась крошечная цветная старушка — ее звали миссис Лесли — и с подозрением наблюдала за происходящим.
— Стало быть, мне повезло, что ты такой добрый.
Когда последняя коробка оказалась наверху, она ему заплатила. Не так много, как опасалась; на счетчике был доллар семьдесят, а сверху он запросил — когда наконец заговорил об этом — еще два доллара. Весь переезд обошелся ей в три семьдесят — не так уж дорого. Ну и, конечно, двадцать долларов за комнату: за месяц вперед.
Может быть, таксист был прав? Она с растущим ужасом осматривала комнату — чистую, темную, пахнущую плесенью. Одно маленькое окно над высокой железной кроватью, другое, побольше — в дальней стене, над комодом. Потертый ковер. Заштопанное кресло-качалка в углу. Там же малюсенький шкаф, похожий на перевернутый ящик, сто лет назад сколоченный из фанеры каким-то доморощенным мастером на все руки.
Окно поменьше выходило на дорожку, которая вела от заднего крыльца к помойным бакам. Большое окно смотрело на улицу; прямо перед ним была неоновая вывеска: