Мэри Пикфорд
Шрифт:
«Однажды, — вспоминала Мэри, — Лотти и я, будучи еще детьми, хотели получить театральный ангажемент. Лотти обнаружила, что что-то забыла, и побежала домой. Я же села на трамвай, приехала в агентство и получила работу. Я думаю, что если бы Лотти всегда держалась меня, у нее все бы получилось. Возможно, тот давний случай и решил наши судьбы». В этих словах больше чувства вины, чем здравого смысла. Лотти, как и Джек, играла достаточно неплохо, но не блестяще. Им не хватало харизмы и самодисциплины.
Человеком похожего склада был и третий муж Лотти, Рассел О. Гиллард. В феврале 1933 года, прожив с ним почти пять лет, Лотти подала на развод, заявив, что она взяла мужа в свой бизнес, но он не захотел работать. Судья
В июне Лотти удивила журналистов заявлением о том, что несколько месяцев назад она вышла замуж за Джона Уильяма Л ока, светского джентльмена из Питтсбурга. К сожалению, на тот момент дело о разводе с Гиллардом еще не закончилось. Разговаривая об этом по телефону из Чикаго, Лотти рассмеялась: «Если об этом узнают в Лос-Анджелесе, грянет скандал. Но прежде чем разлучить нас с Джоном, властям Калифорнии придется выяснить, где произошла наша тайная свадьба. В любом случае, — беззаботно добавила она, — в тюрьму посадят меня. Для Джона этот брак первый».
Пикфорд, открыто восхищавшаяся братом, сдержанно выражала свои чувства, когда дело касалось Лотти. В мемуарах она защищала Джека, излагая свои версии скандалов и называя его большим актером. По крайней мере, он снялся в более чем сорока картинах, в то время как Лотти сыграла всего в восьми (если не считать сериала «Бриллианты с неба»). Мэри не упоминает ни одну из ее лент. Возможно, как и газетчики, она не слишком ценила свою сестру. Можно только догадываться, что Лотти думала о Мэри, которая не только воспитала ее дочь, но и превзошла ее в красоте, богатстве, таланте и расположении Шарлотты. Неясно также, насколько виноватой ощущала себя Мэри. Однажды, когда Лоттю, проявив редкую для нее настойчивость, попыталась вести детскую радиопередачу, ее сестра закричала: «На радио достаточно и одной Пикфорд!» «Тетя разбила сердце моей матери», — вспоминала Гвин.
Сестры увиделись в последний раз, когда учитель игры по пианино Лотти пел им «О, Иисус, когда я печален и одинок». Лотти поспорила с сестрой, что та заплачет, когда услышит этот гимн. Так оно и вышло, и Мэри охотно рассталась с проспоренным долларом. Потом они заговорили о Библии; к тому времени Лотти заинтересовалась религией. Описывая в своих мемуарах этот момент, Мэри начинает морализировать, цитируя Библию: «Там, где двое или трое собираются во имя Мое, там и Я среди них». Описание этой сцены заканчивается фразой: «Я уверена, что Он был с нами в тот день».
9 декабря 1936 года Лотти неожиданно упала у дверей своей комнаты. У нее случился сердечный приступ, и, по словам врача, она умерла, пытаясь встать. Как всегда в моменты кризисов, Мэри оказалась во власти своего воображения. Она ясно увидела перед собой юную, смеющуюся Лотти. Они вновь были молоды и «ехали на санках, привязанных к большим саням с запряженной в них лошадью. Внезапно Лотти бросило в сугроб. Я в страхе подбежала к ней, опасаясь, что она ушиблась, и вытащила ее из снега. Ее милое розовое лицо и даже длинные темные брови покрывал снег. Я взглянула на ее яркую шапочку, и вдруг почувствовала, что от любви к сестре у меня закружилась голова. Я про себя поблагодарила Бога за то, что он спас Лотти».
«Им не стоило разводиться, — говорила Гвин о Пикфорд и Фэрбенксе. — Они оба очень болезненно пережили этот разрыв».
Фэрбенкс по-прежнему чувствовал, что их с Мэри до сих пор объединяет некая душевная связь. Его племянница Летиция вспоминает, как на собрании руководства «Юнайтед Артисте» один из партнеров в раздражении показал Пикфорд кулак. «Как вы смеете позволять себе такие выходки в адрес моей жены?» — закричал Фэрбенкс, хотя он и Мэри уже давно были разведены. После этого он вышвырнул обидчика из кабинета.
Что касается Мэри, то она стремилась вести светский образ жизни и часто появлялась в обществе.
Люди знали, или полагали, что знают, чего хотела Мэри: юности Бадди («этой чертовой юности», по словам Фэрбенкса). В самом деле, она, казалось, очень гордилась внешностью своего возлюбленного. Может статься, она надеялась помолодеть в объятиях Роджерса. К сожалению, слава Бадди быстро увяла, и он вышел в тираж. Актер винил в этом только самого себя. «Я метался между сценой, кино и джаз-бэндом, — говорил он, — и в итоге не смог добиться успеха ни на одном поприще». Однажды Роджерс назвал свой разрыв с «Парамаунт» самым скверным решением, которое он когда-либо принимал. В глубине душе считая музыку временным хобби, он в то же время не обольщался в отношении своего актерского ремесла. «Я никогда не играл хорошо», — откровенно заявлял он.
Но у Роджерса оставались преданные поклонники в его родном городе Олат. В мае 1937 года местная газета с гордостью сообщила о том, как он спас жизнь Конни Босуэл, которая заснула в своей гримерной с сигаретой в руке. Роджерс, выступавший на том же концерте, вытащил ее из горящей комнаты, а затем лично погасил пламя. Через шесть недель Бадди проявил еще больше героизма, достигнув того, чего мало кто от него ожидал.
«Сначала я старалась не думать о новом замужестве», — писала Пикфорд в книге «Солнечный свет и тень». Но Роджерс, делавший Мэри предложение за предложением с тех пор, как она получила разрешение на развод, устал от ее уклончивости. Как и Фэрбенксу и Оуэну в свое время, ему пришлось предъявить ультиматум. «Глупо вести себя так, — сказал он Пикфорд. — Вы знаете о моих чувствах к вам. Они никогда не являлись секретом ни для вас, ни для кого бы то ни было. Если вы не хотите выходить за меня замуж, прямо скажите мне об этом. Теперь все зависит только от вас. Я больше не стану возвращаться к этой теме».
Пикфорд задумалась. Роджерс любил ее, обещал заботиться о ней. Его отличали простота и открытость. Даже в семье Фэрбенкса его любили. Он обещал Мэри более спокойную жизнь, чем та, которую она вела с предыдущим мужем. Кроме того, больше всего на свете она ценила преданность. В течение нескольких лет Роджерс обожал и поддерживал ее, демонстрируя свою лояльность. И, что самое главное, он по-прежнему считал ее молодой и красивой. Этого было достаточно.
В беседе с журналистом из «Либерти» Мэри говорила о том, что им пришлось пережить трудные времена: «А вы знаете о том, что я получила удовольствие, когда исчезла из памяти публики? Когда я находилась на вершине славы, меня толкали вперед с бешеной силой. Я не могла остаться наедине с собой. У меня не было личной жизни. Посмотрите, как тихо сейчас в этом доме. — Мэри и сама казалась очень тихой и умиротворенной. — Я испытываю облегчение от того, что все это кончилось. Я пережила головокружительный взлет». Мэри полагала, что сможет без труда изменить свою жизнь. «Я думаю, точнее, я в этом уверена, что продам Пикфэр. Я куплю маленький домик на берегу озера Эрроухед. Я хочу покоя». Она собиралась коротать там время, занимаясь верховой ездой, стрельбой из лука и игрой в теннис и «живя внутренней жизнью». Она больше не хотела быть Маленькой Мэри, обремененной бесчисленными обязательствами.