Мэрилин Монро. Психоанализ ослепительной блондинки

Бонд Алма Х.

— Ну, никто не совершенен!

Во время работы над фильмом нам всем было очень весело. Леммон и Кертис много тренировались под руководством немецкого трансвестита, и шутки и смех звучали на протяжении всех репетиций. Мы часто все вместе ходили обедать в ресторан «Формоза». «Джозефина» и я часто ходили в дамскую комнату, чтобы проверить, насколько хороша его маскировка. Мы умирали со смеху, когда никто не обращал на него внимания.

Все актеры были беззаботны и веселы на съемках фильма, поэтому работа доставляла большое удовольствие. Это был один из немногих фильмов, где я по-настоящему чувствовала себя частью команды, до тех

пор, пока Тони все не испортил.

Многие из актеров и съемочной группы были недовольны моими постоянными опозданиями. Тоже мне новость! Вы, возможно, думаете, что сейчас они принимают меня такой, как я есть, со всеми моими особенностями, или чувствуют благодарность за то, что я делаю их фильмы такими успешными. А они все время говорят о том, как трудно со мной работать. Никто не упоминал, что мужчины, которые руководили съемками, имели не меньше проблем, чем я. Билли Уайлдер — изверг и садист. Джон Хьюстон — пьяница и картежник, и невозможно предсказать, когда он будет «под градусом». Говард Хоукс — изрядный драчун, который напоминает мне об Уэйне Болендере с его ремнем.

Но больше всего меня расстроил Кертис тем, что сказал обо мне после окончания работы над фильмом. Репортер спросил Тони, каково это — целоваться с Мэрилин Монро.

— Это все равно что целовать Гитлера! — ответил он.

Я плакала, когда прочитала его слова, и больше не разговаривала с ним после этого. Позднее он отрицал, что когда-либо делал подобные комментарии, но, на мой взгляд, он все испортил.

Несмотря на все проблемы, из всех фильмов, в которых я снималась, комедия «В джазе только девушки» имела самый большой финансовый успех. Люди выстраивались в очереди на несколько кварталов, чтобы посмотреть его. И по словам рецензентов, я была очень хороша в фильме, так что моя репутация хорошей актрисы значительно выиграла.

Так что, Тони Кертис, — зовите меня Гитлером, почему бы и нет? Вы, должно быть, такой хороший актер!

2 октября 1959 г

По каким-то причинам Мэрилин хотела сегодня вернуться к разговору о периоде жизни после своего фиаско в Лондоне на съемках фильма «Принц и танцовщица».

— Мы с Артуром уладили свои разногласия, по крайней мере, так казалось, — вспоминала Мэрилин. — Однажды мы возвращались в Нью-Йорк с его фермы в Роксбери, штат Коннектикут, и вдруг с переднего сиденья раздался громкий хохот. Я удивилась, потому что в последнее время он был довольно мрачен.

— Что смешного, Арт? — поинтересовалась я.

— Не могу сказать. Это не очень приятно, — ответил он.

— Ну, давай, Артур! — настаивала я, — Вечно ты со своей деликатностью! Здесь не комиссия по расследованию антиамериканской деятельности. Ради бога, я же твоя жена! Не будь таким ханжой.

Он согласился:

— Хорошо, но потом не говори, что я тебя не предупреждал.

Я ждала, пока он боролся со своим воспитанием. В этом редком случае его совесть проиграла.

— Ты видела это большое коричневое здание, которое мы только что проехали? — спросил он робко.

Я покачала головой. Он продолжил:

— Это самый уродливый архитектурный шедевр, если его можно так назвать, из всех существующих. Корова сделала бы лучше. Я никогда не видел ничего подобного. Оно выглядит как гигантская какашка… Кто ты, думаешь, владеет этим зданием?

— Должно быть, это Йельский университет, — ответила я. Мы оба расхохотались.

Сделав

над собой усилие, я сдержала смех и сказала серьезно:

— Мэрилин, дорогая, мы знаем, что вы часто прячетесь от тревожащих вопросов за шутками. Вы очень остроумная, но, похоже, вы пытаетесь не думать о чем-то неприятном, что произошло во время той поездки? Я не могу представить, что вы и ваш муж сидели в машине целых — сколько? два часа? — и не произошло ничего более важного, чем обмен грязными шутками.

— В качестве исключения, доктор Фрейд, — ответила она, — вы правы.

Я не заглотила наживку.

— На самом деле, — призналась она, — мы ссорились большую часть этой поездки.

— Расскажите мне об этом.

— Вжавшись в дверь, он отодвинулся от меня как можно дальше и, надувшись, смотрел в окно. Я знала, что ему необходимо немного тишины, и прикусила свой язык, чтобы не нарушить молчания. Наконец я не могла больше выносить этого и спросила:

— О чем ты думаешь, Артур?

Он выглядел раздраженным и ответил:

— Ничего особенного. — И прижался еще теснее к двери. Его молчание говорило само за себя: «Не беспокой меня, идиотка. Такой глупой блондинке, как ты, никогда не понять то, о чем я думаю».

Слезы побежали по моим щекам. Я попросила Артура:

— Поговори со мной. Пожалуйста. Мне одиноко.

— Ради бога, Мэрилин, ты не можешь занять себя на несколько минут? Подумай о своем следующем фильме. Открой книгу. Полюбуйся пейзажами. Я считаюсь драматургом, а драматург должен иметь моменты одиночества, чтобы он мог поразмышлять.

— Но это все, что у тебя есть, Артур, — моменты одиночества, — возразила я. — Ты никогда не говоришь мне ничего, кроме: «Передай, пожалуйста, соль». Зачем тебе жена, если ты так дорожишь своим уединением?

— Хороший вопрос, — ответил он. — Я не раз задавал его себе в последнее время. Мне нужна жена, которая понимает, что требуется драматургу, а не маленький ребенок, которого необходимо все время держать за руку.

Я возмутилась:

— Ты смеешь говорить это мне, той, кто оплачивает все счета в этом так называемом браке? Я нуждаюсь в том, чтобы ты все время держал мою руку? Почему ты не говорил так, когда я дала тебе сто тысяч долларов на строительство твоего маленького офиса, где ты мог бы уединиться в любой момент. Тебе даже не пришлось просить меня о помощи. Ты лишь сказал тихим печальным голосом, как ты это умеешь: «Я хотел бы иметь достаточно денег, чтобы построить славный маленький офис среди сосен. Тогда я смог бы писать».

Даже после того как ты взял мои деньги и построил самый великолепный офис в штате Коннектикут, ты не начал писать. Почему же, мистер лауреат Пулитцеровской премии? Каждый раз, когда я захожу туда, ты куришь свою вонючую трубку и смотришь в окно. Неудивительно, что ты не зарабатывать деньги!

Он сказал:

— Если бы ты оставила меня в покое и не заставляла все время волноваться о тебе, возможно, я мог бы писать. Защищать бедную Мэрилин от папарацци, следить за тем, чтобы она не приняла слишком много таблеток, утешать после каждого незначительного происшествия в ее жизни, даже если это касается простого вопроса, стоит ей поесть сейчас или позже, отвести ее туда, забрать ее оттуда, позаботиться о том, чтобы ее не обманули продюсеры. Все время Мэрилин, Мэрилин, Мэрилин, я забыл, каково это — быть Артуром Миллером. Я стал мистер Мэрилин Монро! Неудивительно, что я не могу писать.