Мэрилин Монро
Шрифт:
22 ноября супруги Миллер вернулись в Нью-Йорк. По данным бухгалтерии студии «Уорнер бразерс», Мэрилин отработала пятьдесят четыре дня, а Оливье — всего на двенадцать больше; однако сплетни, циркулировавшие тогда и в последующие годы, привели к тому, что сложилось следующее впечатление: Мэрилин была безответственной и нашпигованной наркотиками актрисой, которая функционировала с трудом. «Принц и хористка» убедительно опровергает подобные мнения; стоит подчеркнуть и еще один факт, ушедший от внимания прессы: фильм был отснят без превышения предусмотренной сметы расходов и потребовалось всего два дополнительных съемочных дня на повторение нескольких сцен."
К концу года утомленная, встревоженная, не уверенная в своем браке, своей кинокомпании, своих друзьях и своем будущем Мэрилин попросила Артура отправиться на зимние каникулы — и
Глава семнадцатая. 1957—1959 годы
1957 год явился началом второго длительного перерыва в кинематографической карьере Мэрилин Монро. Оставив в 1954 году Голливуд после съемок «Зуда седьмого года», она вернулась туда только весной 1956 года для участия в картине «Автобусная остановка»; вслед за ее завершением актриса совершила четырехмесячную вылазку в Лондон, где создавался фильм «Принц и хористка». И вот после того, как на прошлогоднем лицевом счете Мэрилин появились две необычные для нее работы, она попробовала вести спокойную, сугубо частную жизнь — и взяться за совершенно иную роль. Будучи женой драматурга с мировой славой, но на сегодняшний день странным образом вялого и тяжелого на подъем, Мэрилин хотела сыграть роль супруги нью-йоркского еврея, но эта роль оказалась для нее столь же неподходящей и неприятной, как и в двух предшествующих попытках брака.
Сама она полагала, что у нее нет выбора. В поисках собственной идентичности Мэрилин еще раз постаралась быть лояльной спутницей жизни, которая по-хозяйски ведет семейный дом. И хотя предпринимаемые ею старания справиться с возложенными на себя обязанностями иногда даже трогают, она потерпела в этом деле поражение, поскольку ее рвение было и нереальным, и неискренним; подобное самоунижение представляло собой для нее скорее отступление, нежели шаг вперед.
Такого рода возврат к функциям домашней хозяйки, столь противоречащим ее натуре, был тем более проблематичен, что окружение восприняло это как выбор актрисы, совершенный в тот момент, когда кинокомпании ММП — ее единственной надежде на обретение независимости и самостоятельное определение своей судьбы — грозил крах. Может быть, как раз поэтому Мэрилин столь отчаянно уцепилась за свою новую роль, с удовольствием воспринятую другими, но губительную для нее самой.
Артуру Миллеру временами было вполне достаточно куриного бульона, каши и тертого хрена, хотя, по иронии судьбы, в данном случае именно неработающая жена содержала мужа. Мэрилин верила в талант Артура, хотя не видела, чтобы он его использовал: работал тот над своими текстами нерегулярно, и из его работы мало что получалось. Артур тоже почувствовал, что происходит что-то нехорошее. «Я был выбит из равновесия и оказался уже не в состоянии со стопроцентной уверенностью предвидеть ее настроения. У меня складывалось впечатление, словно пережитое Мэрилин в Англии разочарование в том идеале, каковым я ей до этого казался, изменило ее до неузнаваемости», — и как вы прикажете воспринимать эти слова, если не в качестве обходного способа уклончиво признаться в нанесении жене настолько сильной раны, что та потеряла к нему доверие.
Кроме того, отношение Артура к Мэрилин было неоднозначным. «Я испытывал потребность сделать что-нибудь для нее... подарить что-то», — как довод и выражение признательности ее красоте и характеру. Но если он видел в ней трагическую музу, то одновременно считал ее «ребенком, маленькой девочкой, к которой плохо относятся». Элиа Казан подозревал, что Артур излагал жене будущее «в розовых тонах», рассказывая ей о том, как она станет элитарной актрисой, играющей в добротных пьесах, которые он ей предоставит. В этом, оказывается, и состояла снисходительная благосклонность со стороны человека, который в 1957 году сам оказался в творческой яме — драматургом невольно овладела лень, которая передалась и Мэрилин.
В январе они сняли квартиру на Восточной пятьдесят седьмой улице, 444, на четырнадцатом этаже здания, непосредственно прилегающего к дому на Саттон-плэйс, 2. Там Мэрилин с помощью своего художника-модельера Джона Мура поиграла в декоратора интерьеров. Она удалила одну стену и из двух комнат соорудила одну большую, где организовала салон и
Невзирая на склонность актрисы скрываться за темными очками и под платками, Мэрилин по ее новому месту жительства часто оказывалась распознанной. Почтальоны и мусорщики фамильярно здоровались с ней по имени. «Они мне нравятся за это, — сказала она позже в одном интервью, записанном незадолго до смерти. — Эти люди знают, что я отношусь к своим делам всерьез — и когда играю, и когда разговариваю с ними». Актриса обожала контакты с незнакомыми людьми и с соседями, хотя многих из них ее слава вгоняла в робость. Молодая женщина, жившая рядом, всегда узнавала Мэрилин, но боялась выразить ей свое восхищение, чтобы лишний раз не нарушить спокойствие звезды. Они много месяцев молча проходили мимо друг друга, пока однажды вечером, когда эта соседка впервые появилась в шубе, Мэрилин нарушила молчание: «Простите, пожалуйста, что я вас задерживаю, но вы так чудесно выглядите в этой шубе, что я просто не могла сдержаться, чтобы не сказать вам этого». Молодая поклонница Мэрилин едва не расплакалась.
Тем временем деловые и личные отношения Мэрилин и Милтона Грина быстро ухудшались. Каждый их них взаимно обвинял другого в тех трудностях, которые возникли в процессе реализации «Принца и хористки», с подозрением относился к честности и открытости партнера; кроме того, не утихали споры о планах на будущее и о растущем влиянии Артура, а сверх всего, оба они принимали слишком много разных порошков. Однако главной причиной разрыва отношений стало внезапно возникшее у Мэрилин чувство лояльности по отношению к Артуру, который склонял ее отобрать контроль над ММП у этого ненавистного для него человека.
Майкл Корда, в то время молодой писатель и друг Милтона, знал, что Грин, в свою очередь, недоволен Артуром за его властные поползновения в отношении Мэрилин и будущего кинокомпании ММП. Корда отдавал себе также отчет в том, что талант и способности Грина значительно пострадали, с тех пор как он начал принимать дилантин — лекарство, назначавшееся эпилептикам, которым Милтон пользовался не по соображениям здоровья, а потому, что оно повсеместно считалось средством, повышающим энергетику организма за счет стимулирования электрических импульсов в мозгу. Дилантин должен был также как-то нивелировать последствия воздействия нембутала и других барбитуратов, равно как транквилизаторов и прочих одурманивающих средств, и благодаря ему после искусственно вызванного сна у человека на следующий день столь же искусственно добивались оживленного состояния; в результате прием лекарственных препаратов становился для него труднопреодолимой вредной привычкой, настоящим пристрастием.
Если рассматривать события более пристально, то постепенный переход контроля над ММП в руки Артура доказывает, что Милтон потерял свое прежнее положение. Эми Грин, которая с 1954 года являлась близкой подругой Мэрилин, также заметила, что в 1957 году сложилась новая структура взаимоотношений. Мэрилин полагала, что ради блага Артура она должна порвать со всем, что у того ассоциируется с Милтоном — это значит с ММП, с некоторыми формами светской жизни, с определенными категориями кинофильмов. «Но загвоздка, — по мнению Эми, — была совсем в другом. Милтон, хоть и неумышленно, все время осаживал Артура и ставил его на место: "Отойди в сторонку, и ты станешь хорошим мужем, — таким было его отношение к Артуру. — Займись написанием пьес, а нам позволь заняться делами, бизнесом". Если говорить про самого Милтона, то каждый, кто видел его за работой, знал: в нем имеется нечто от гения. Но одновременно он являлся также человеком, которому было присуще ужасающее отсутствие умеренности, из-за чего он разрушил и погубил себя, и совсем немного оставалось до того, чтобы уничтоженной оказалась и семья».