Мэрилин Монро
Шрифт:
Когда компания ММП начала распадаться, Мэрилин нашла определенное утешение в регулярных контактах с людьми, к которым питала доверие, и на протяжении большей части 1957 и 1958 годов не меняла установившегося распорядка и образа жизни. Пять раз в неделю она посещала свою специалистку по психоанализу; оттуда актриса направлялась на весьма похожие по своей сути занятия — частные уроки с Ли Страсбергом. По случайному совпадению эти двое людей жили не просто недалеко друг от друга, а вообще в одном здании.
Мэрилин хотела найти другого психоаналитика вместо Маргарет Хохенберг, которая по-прежнему лечила Милтона. С этой целью она позвонила в Лондон Анне Фрейд, у которой имелся готовый ответ: в Нью-Йорке жила ближайшая подруга Анны еще со времен детства — Марианна Крис, врач-психоаналитик, отец которой был педиатром и в свое время занимался детьми Фрейда. И таким вот образом весной этого года Мэрилин начала сеансы у доктора Крис. Этот контакт, длившийся свыше четырех лет, имел для Мэрилин переломное значение
Марианна Рие, родившаяся в Вене в 1900 году, росла в атмосфере интеллектуальной завороженности недавно возникшей теорией психоанализа. После окончания в 1925 году в Вене медицинского факультета она продолжила учебу в Берлине, где по совету Фрейда овладевала психоанализом у Франца Александера; потом, после возвращения в Вену, девушка заканчивала обучение у самого Фрейда и вышла замуж за Эрнста Криса, искусствоведа и специалиста по истории искусства, который впоследствии также стал психоаналитиком (да и кто им не был в окружении Фрейда и Крис!). Зигмунд Фрейд называл Марианну своей «приемной дочерью», и в 1938 году Фрейды сбежали от нацистов в Лондон вместе с Крисами. Семейство Крисов выехало после этого в Нью-Йорк, где Марианна развернула частную практику, специализируясь прежде всего в клинических аспектах фрейдовского детского психоанализа.
Эрнст Крис умер 28 февраля 1957 года, за несколько недель до начала регулярных встреч Мэрилин с Марианной, которая обрадовалась возможности поработать с артисткой, зная, что чем более знамениты ее пациенты и чем больше у них проблем, тем лучше для исследований, которыми она занималась. Перспектива принимать в своем врачебном кабинете Мэрилин Монро представлялась ей весьма увлекательной. Мэрилин, со своей стороны, была довольна, что может приходить к доктору Крис, столь близко связанной с родоначальниками и признанными мэтрами психоанализа, который все еще представлял из себя науку in statu nascendi [371] ; актриса полагала, что если кто-то и может ей помочь, то только доктор Крис.
371
в состоянии зарождения, в момент образования (лат.).
В тот период Крис разрабатывала и продвигала спорную теорию, которая, по ее мнению, позволяла предвидеть развитие психики ребенка и те проблемы, на которые оно натолкнется. Эта темноволосая и внешне интересная женщина являла собой решительного прагматика и исходила из принципа, что дети — это ключ к пониманию человеческой психики. Как написал один из ее коллег, она настаивала, что «наиболее важные достижения в психоанализе стали возможными благодаря детскому психоанализу». Хотя Крис и принимала взрослых пациентов, она всегда подчеркивала, что подоплекой их проблем являются детские переживания. Помогать взрослым для нее в большой мере означало относиться к ним как к детям. Имеет смысл присмотреться повнимательнее к жизненному пути и взглядам доктора Марианны Крис, поскольку ее контакт с Мэрилин Монро с самого начала был ошибкой.
С одной стороны, Мэрилин — больше, чем когда-либо прежде, — старалась понять «сама себя», отодвинуть подальше те ослепительные приложения и добавки, которые образовывали собой суперзвезду Мэрилин Монро, взглянуть прямо в глаза своим страхам и воспоминаниям (а это, как настаивал Ли Страсберг, было необходимо для хорошей актерской игры) и стать человеком ценимым и уважаемым, человеком, каковым она — по собственному убеждению — никогда не была. Ей хотелось полностью позабыть все то, что прошло и ушло; существенным являлся только брак с творческим по своему складу драматургом, материнство, а впоследствии, быть может, и возвращение в кино. Однако за всем этим скрывалась очевидная опасность. Будучи горячей сторонницей теории Фрейда, Крис (точно так же, как Страсберг в ходе частных уроков с Мэрилин) постоянно возвращалась к ее детству. Мэрилин рассказала своему другу, журналисту Руперту Аллану, что в процессе лечения постоянно звучал один и тот же мотив: какое у нее в детстве было отношение к матери и отцу? к каким воспоминаниям ей не хочется возвращаться? что вызывает у нее возмущение? Если она поймет свое прошлое, — подчеркивала Крис, — то можно избавиться от засевшей в ней жестокости. А ведь Мэрилин никогда не располагала сведениями, кем был ее отец, и слабо знала свою мать; ее оценку материнства (и того, как следует готовиться к нему) сформировали женщины, заменявшие ей мать: начиная с Иды Болендер и далее Грейс Мак-Ки и Этель Доухерти вплоть до Наташи Лайтесс и Паулы Страсберг включительно.
Однако анализ прошлого далеко не всегда позволяет пациенту с доверием и надеждой смотреть в будущее. У Мэрилин сложилось впечатление, что ее жизнь застыла на месте, что она попала в проторенную, причем весьма глубокую колею, — и, пожалуй, никто не заметил, что переживаемый ею кризис вовсе не обязательно должен быть симптомом подавленности, упадка духа и депрессии, как это указано в диагнозе; совсем напротив,
Ей, с одиноким и нелегким детством, пришлось сейчас сконцентрироваться почти исключительно именно на этом несчастливом периоде своей жизни. Она словно не могла выкарабкаться из тяжелой и однообразной тягомотины, повторяя с Крис все то, что уже проделывала с Хохенберг, и тем самым буквально добивала себя. Где же те новые открытия, новые силы, благодаря которым она сможет вознестись выше печального детского опыта? Постоянными воспоминаниями тут ничего не решить; понимание вовсе не обязательно влечет за собой одобрение или изменение оценки и значения прошлого, в котором были зарыты зерна возможностей — на сегодня и на будущее [372] .
372
В этом контексте хотелось бы напомнить по-прежнему волнующее событие 1922 года, когда британские археологи раскопали неизвестные гробницы фараонов. Рядом с одной из мумий, датированной восемнадцатым веком до нашей эры, среди обычных предметов повседневной утвари было найдено зернышко. Один из ученых посадил его и стал поливать; вскоре из семени проклюнулся маленький росток горчицы. — Прим. автора.
Рядом с Хохенберг, Крис, а позднее со своим последним психоаналитиком, доктором Гринсоном, Мэрилин, по словам, сказанным ею Руперту, чувствовала себя «так, словно бы она вращалась по кругу. Меня все время спрашивали, что я тогда ощущала и почему, по моему мнению, мать поступила именно так, — словом, выясняли не то, куда я движусь, а где нахожусь сейчас. Но я и так знаю, где нахожусь. А мне бы хотелось знать, могу ли я это использовать невзирая на то, куда движусь!»
И все-таки, несмотря на довольно глубокое проникновение в человеческую психику, осуществленное приверженцами теории Фрейда, неустанное применение его метода к такому человеку, как Норма Джин Мортенсен/Мэрилин Монро, не достигало цели. Частые ретроспекции только углубляли в ней и без того сильную неуверенность в себе. Интуиция актрисы страдала, вытесняясь принужденным сознательным интеллектуализмом, который парализовал ее и вел к тому, что она еще более замыкалась в себе. Произошло смешение различных сфер жизни и реальности разных миров, и для Мэрилин попытки анализировать прошлое вели к нескончаемым стараниям сначала вызвать на поверхность болезненные воспоминания, а потом понять, что именно они означают. А ведь ее воспоминания были туманными и не связанными между собой; посему нет ничего странного в постоянно повторяемых рассказах Мэрилин своей подруге Сьюзен Страсберг о том, что если она не в состоянии ответить на вопросы Крис, то выдумывает текст или происшествие, которое кажется ей самой любопытным. А вот те факты, о которых Мэрилин знала наверняка, ни к чему не вели. Весьма модная в пятидесятые годы разновидность строгого и классического фрейдизма была для нее непригодна, поскольку система с пятью сеансами в неделю довела ее до состояния детской зависимости от психоаналитика. Странным представляется и то, что доктор Крис, равно как и Хохенберг, оказалась не в состоянии — и это на протяжении свыше четырех лет общения! — предотвратить все возрастающую зависимость Мэрилин от снотворных пилюль. Да и Артур, как признавали даже его родственники и друзья, в этом вопросе «вел себя слишком равнодушно, холодно и сдержанно», «был до удивления бездушен и безразличен [по отношению к Мэрилин]. Искусство интересуется людьми вообще, а не конкретным индивидуумом».
Имея дело с мужем, который рассматривал ее в качестве «ребенка» и старался вырвать у нее контроль над ее коммерческим предприятием, с врачом-психоаналитиком, смотревшей на нее как на маленькую девочку, которая забыла свое прошлое, и с приемными «родителями» (Страсбергами), считавшими себя ее духовными наставниками и вожаками, если не поводырями, — Мэрилин просто не могла научиться жить как самостоятельная зрелая женщина.
Каждый день после сеанса у доктора Крис Мэрилин ехала лифтом к Страсбергу, проделывавшему с ней множество упражнений, которые должны были развить в актрисе понимание важности памяти и вынудить ее к тому, чтобы она чувствовала и вела себя словно ребенок: однажды, к примеру, ей надлежало изобразить голодную девочку, а в других случаях — брошенную всеми малышку, расстроенную школьницу, юную невесту. Тем самым Мэрилин должна была высвободить в себе силу «подлинного трагизма» — так он сказал ей, и она поверила, потому что была вынуждена верить. Точно так же как врачи Хохенберг и Крис, Ли также стал для Мэрилин незаменимым. Казан заметил в своей книге, что Страсберг не позволял ей поддаваться влиянию любых других людей — педагогов, режиссеров, даже мужа.