Мэрилин Монро
Шрифт:
Вначале такая атмосфера сердечности и дружелюбия царила и в отеле «Беверли-Хилс», который успел разрастись на бульваре Сансет в целый комплекс зданий, напоминающих своим стилем средиземноморскую архитектуру; именно там студия разместила в бунгало под номером двадцать чету Монтанов, а чуть дальше, буквально в нескольких шагах, в домике номер двадцать один — Миллеров. После полного напряженности года супругам Миллер все-таки удавалось соблюдать перемирие; как сказала Мэрилин друзьям, они надеялись, что работа над «Неприкаянными» — этот сценарий актриса называла «валентинкой» [402] от мужа — позволит им вернуть добрые отношения в семье.
402
Подарок
Артур знал Монтанов с 1956 года, и обе пары провели вместе в Нью-Йорке несколько приятных вечеров — это было в сентябре минувшего года, когда Ива чествовали на Бродвее. Сейчас вечером каждого дня они после возвращения Ива и Мэрилин с репетиций вместе ужинали. За тарелкой спагетти или гуляша из ягненка Монтан с помощью Артура и Мэрилин упражнялся в английском и пытался понять напрочь лишенный юмора и к тому же скверно написанный сценарий. Симона, знавшая этот язык получше и имевшая передышку между одной и другой собственной картиной, проводила свое свободное время в походах по магазинам и в бесцельных моционах по Беверли-Хилс. Мэрилин жаловалась на фильм «Займемся любовью», в котором, как оказалось, было больше дыр, чем в головке швейцарского сыра, которую супруги Монтан неизменно держали на кухне. «Сценарий на самом деле был совершенно никакой, — сказала Мэрилин позднее. — Моей девушке там было абсолютно нечего делать!» Артур, попыхивая трубкой, тоже вынужден был признать, что фрагменты, которые он ненароком прочитал, на самом деле были до ничтожности несмешны, зато полны банальностей и стереотипов.
С конца января Артур находился в Ирландии, занимаясь в доме режиссера Джона Хьюстона доработками сценария «Неприкаянных». Хотя до конца ему было еще далеко, в середине марта он вернулся в Штаты — и по весьма странной причине: ему хотелось написать несколько сцен к фильму «Займемся любовью».
В своих воспоминаниях Миллер с горечью констатировал, что работа над этой картиной означала для него «огромную трату времени... [поскольку] сценарий не стоил бумаги, на которой он был написан». Он сказал, что взялся за это неблагодарное дело только потому, что ему хотелось оказать жене публичную поддержку. Его оценка сценария верна, но обстоятельства, приведшие к тому, что он им занялся, несколько отличались от его утверждений, и можно сказать, что они имели решающее значение для дальнейшей судьбы семьи Миллеров.
7 марта Союз киноактеров присоединился к забастовке, которую Союз литераторов проводил против продюсеров и киностудий, и с этого дня в Голливуде была приостановлена реализация всех проектов — именно в тот момент, когда у ленты «Займемся любовью» были самые большие проблемы со сценарием и производством. Оба упомянутых союза добивались в первую очередь введения дополнительных гонораров для актеров и сценаристов за показ их давних кинокартин по телевидению, ставший сейчас для киностудий источником огромных прибылей, и ни один писатель или драматург не стал бы штрейкбрехером ради того, чтобы работать над весьма проблематичными сценами из слабого фильма. Однако, к удивлению многих — и прежде всего самой Мэрилин, — Джерри Уолд смог склонить Артура к нарушению единства рядов. По словам Ива Монтана, Миллер «скорехонько возвратился [из Ирландии], переделал парочку сцен, сунул чек [от "Фокса"] в карман и при этом беспрерывно жаловался, что проституирует».
В действительности Миллер вовсе не так уж сильно умучился этой работой, как он описывал позднее; кроме того, участвуя однажды в просмотре материала, отснятого за прошлый день, он позволил себе такие дерзкие и грубые комментарии, что Кьюкор покинул проекционный зал. Короче говоря, Артур разыгрывал роль матерого драматурга, который приносит себя в жертву, находясь в Голливуде, — а такая его позиция уже бывала источником проблем во время реализации картины «Некоторые любят погорячее». Тем не менее несколько тысяч долларов, которые он поимел за вклад в работу над фильмом «Займемся любовью», пожалуй, все-таки окупили Миллеру эту жертвенность. Гораздо важнее, что данная ситуация оказала роковое влияние на их брак, о котором уже и так циркулировали разные слухи и сплетни. Сидней Сколски резюмировал весь этот эпизод
Каждую минуту в бунгало Миллеров ожесточенно хлопали двери, а соседи, в частности и супруги Монтан, допоздна слышали раздающиеся в ночи возбужденные голоса. С этого времени работа над картиной «превратилась для всех в тяжкое испытание, — отмечал Джек Коул, который, как и Билли Уайлдер, считал, что... — Артур Миллер ненавидел ее».
«Между ними происходило нечто страшное, — вспоминала Ванесса Райс, — и их брак явным образом разваливался. Это причиняло огромную обиду Мэй, которая была воплощением рассудительности и не могла спокойно смотреть на все треволнения. Однажды вечером Артур, Мэрилин, Мэй, Руперт Аллан и я собирались поужинать, но атмосфера была такой накаленной, что я не выдержала и ушла». Джордж Кьюкор замечал определенный непорядок в жизни Мэрилин, но не знал его причины; позже он признал, что «по существу между ними [супругами Миллер] не существовало настоящего согласия... а я не располагал никаким влиянием на нее. Единственное, что я мог сделать, — это создавать приятную атмосферу».
И фая в кинокартине и стараясь скрыть от мира свои огорчения, актриса нашла определенное утешение в новой дружбе. В этот сложный момент Мэрилин получила моральную поддержку от своей дублерши в картине «Займемся любовью», актрисы Эвелин Мориарти, которая благодаря долгому опыту выполняла на съемочной площадке массу неприятных, но необходимых действий — расхаживала по сцене до прибытия звезды, проверяла и подтверждала пригодность контрольного освещения, участвовала в репетициях с другими актерами. Кьюкор, у которого работа Мориарти уже много лет вызывала восхищение, и на этот раз порекомендовал ее в качестве дублера, и Эвелин — разумная, терпеливая дама с чувством юмора, огромным опытом и хорошей ориентацией в политике киностудии — немедленно завоевала доверие Мэрилин. С весны 1960 года женщины стали сердечными подругами.
Видимо, потому, что недавно Мэрилин во второй раз потеряла ребенка, она охотно вступала в дружеские контакты с детьми коллег — актриса с радостью приветствовала детей в съемочном павильоне, куда всем остальным вход был строго-настрого воспрещен. Как-то Фрэнки Воун представлял ей своего семилетнего сына Дэвида, и Мэрилин, здороваясь с ним, сказала: «Дай щечку!» Мальчик застеснялся и сделал шаг назад, а Мэрилин, приняв удрученный вид, повторила просьбу; но мальчуган все равно не хотел ее выполнить. «И вдруг, — вспоминал Воун, — она начала плакать, прямо-таки рыдать у меня на плече».
Случались, однако, и приятные минуты — к примеру, с детьми Ванессы Райс. Мэрилин во время съемок одной из сцен пригласила их в павильон, а потом захватила с собой в отель перекусить и поплавать в бассейне. Кьюкор вспоминал, что на съемочной площадке были как-то с визитом и две девочки, сестра которых погибла недавно в автомобильной аварии. Узнав о трагедии, Мэрилин попросила познакомить ее с этими детьми; она настаивала, чтобы ее сфотографировали вместе с малышками, сказала им, какие они хорошенькие, и стала их подругой.
Мэрилин проявляла добросердечие не только по отношению к детям. Мэгги Бэнкс, помощница хореографа, вспоминала, что однажды серьезно расхворалась жена студийного электрика: «Я увидела, как Мэрилин дала этому мужчине несколько туго свернутых банкнот; тот расплакался, а Мэрилин попросту обняла его и отошла». Точно так же Эвелин Мориарти никогда не забыла, как Мэрилин анонимно дала тысячу долларов для покрытия расходов на похороны жены одного из работников студии. Такую щедрость она проявляла спонтанно, думая в ту минуту лишь только о конкретном человеке, нуждающемся в помощи.