Мерлин
Шрифт:
— А ты откуда, приятель?
— Он помог мне довезти вепря, — объяснила девушка. — Я сказала, что за труды он может поесть и переночевать.
— Мне это было не в труд, — с трудом выговорил я.
— Вот значит что, — промолвил великан. Видимо, он еще не решил, как ко мне отнестись. — Имя-то у тебя есть?
— Мерлин, — отвечал я. Для меня самого это прозвучало странно. — Мирддин ап Талиесин среди моих родичей.
— Так у тебя и родичи есть? Не шутишь? Чего ж ты не с ними?
— Меня похитили Обитатели холмов, я только сейчас
— Где на юге?
— В Летнем краю и в Ллионнессе.
Он нахмурился.
— Так ты говоришь. Не помню, чтобы слышал такие названия. Может, их и на свете нет. Как же зовется твой народ?
— Кимры.
— Это слово я по крайней мере слышал. — Он кивнул, глядя на мою серебряную гривну и золотые браслеты — подарок Врисы. — Это родичи твоего отца?
— Да. Мой дед — Эльфин ап Гвиддно Гаранхир. Он был королем Гвинедда.
— Что значит «был»?
— Когда пикты с саксами напали на наши земли, ему пришлось перебраться на юг.
Великан сочувственно вздохнул.
— Тяжелые времена. И все же ему повезло — мог и голову сложить. — Его голос громыхал, как колеса телеги на дощатом мосту.
— Так твой отец — королевский сын?
— Мой отец умер вскоре после моего рождения.
— А что твоя мать? Ты про нее не говорил.
Странно: никто прежде так не допытывался о моем происхождении. Впрочем, меня прежде и не приглашала в гости царская дочь.
— Мать моя зовется Харитой, она Ллионесская царевна. Мой дед — Аваллах, царь Инис Аваллаха.
Он одобрительно кивнул, но глаза его сузились. Казалось, он мысленно меня взвешивает, может быть, прикидывая, как далеко сможет забросить в озеро и сильный ли будет всплеск. Однако сказал он вот что:
— Королевская кровь по отцу и по матери. Неплохо. — Он перевел взгляд на меня и на тушу, которую его слуги разделывали прямо на месте. — Ну только глянь! Видел такого молодца? Завтра будем им пировать.
И этот удивительный человек, повернувшись, зашагал обратно в башню, сопровождаемый собаками.
— Отцу ты понравился, волчонок. Тебе здесь рады.
— Правда?
— Я тебе говорю.
— Ты знаешь про меня все, а я не знаю ни твоего имени, ни имени твоего отца, ни что это за место, ни...
Она легонько улыбнулась.
— Какой ты любознательный.
— Там, откуда я, это зовется обычной учтивостью.
— Ты как-то отовсюду и ниоткуда. Ладно. — Она склонила головку и отвечала. — Я — Ганиеда. Мой отец — Кустеннин, король Годдеу в Калиддонском лесу.
— Мои приветствия вам обоим.
— Наши приветствия тебе, Мирддин ап Талиесин, — мило отвечала она. — Соблаговолишь зайти?
— Конечно. — Я склонил голову. Она рассмеялась, и звук ее смеха жидким серебром разлился в мглистом вечернем воздухе. Потом она ухватила меня под руку и повлекла за собой. Сердце мое чуть не разорвалось.
В ту ночь я спал на пуховой перине
Никто не обращал на меня внимания. Я вышел во двор, сел на приступочку и зачерпнул воды из деревянного ведерка. Вода была ледяная, вкусная, я пил, думал о предстоящем сегодня пути — и ехать мне не хотелось.
Я еще не поставил на место черпак, когда холодные пальцы коснулись моей шеи. Я втянул голову в плечи и резко повернулся. Ганиеда со смехом отскочила назад.
— Ты, наверно, сильно устал, — сказала она. — Полдня проваляться в постели! И это путник, которому надо спешить!
— Ты права, Ганиеда. — Мне нравилось произносить ее имя. Она была в той же голубой рубахе и юбке-килте, что и вчера, но для защиты от утренней прохлады надела длинный, отороченный овечьим мехом плащ. Серебро на шее и запястьях сверкало, гладко зачесанные черные волосы блестели на солнце.
— Впервые за много дней, — продолжал я, — мне довелось спать на мягком, вот я и заспался.
— Видно, что ты устал, — спокойно заметила она. — Значит, не стоит сегодня ехать. Отправишься завтра, когда отдохнешь. Так лучше будет. — Она с необычной робостью сделала шаг ко мне. — Я вот тут думала... — продолжала она серьезно, ну не то, чтоб совсем серьезно, это было не в ее характере. — Какие дивные глаза! Твои глаза, Мирддин...
— Да? — Я чувствовал, как кровь приливает к щекам.
— Они золотые — волчьи, сокольи... Никогда таких у людей не видела.
— Ты мне льстишь, госпожа, — смущенно выговорил я. О чем же она думала?
Она устроилась рядом со мной на каменную приступочку.
— Тебе далеко ехать?
— Да уж порядочно.
— Ну как далеко?
— Дальше некуда.
— Ой. — Она замолчала, уперев локоть в колено и примостив подбородок в горсти.
— А если б это было ближе, что тогда?
Ганиеда пожала плечами.
— Может... когда-нибудь.
Я рассмеялся.
— Ганиеда, объясни, к чему ты клонишь. О чем ты думала? Я здесь сижу, когда мне надо седлать коня и уезжать скорее. — Последние слова колом встали у меня в горле. Ганиеда скорчила рожицу.
— Ты не знаешь дороги через лес. Тебя надо проводить.
— До сих пор я обходился без провожатых. И тебя нашел без их помощи.
— Тебе просто повезло, — важно отвечала она. — Отец говорит, опасно слишком полагаться на удачу.
— Согласен.
— Вот и хорошо. Остаешься?
— Хотел бы, да не могу.
Лицо ее опечалилось, и, готов поклясться, дневной свет потускнел.
— Почему?
— Мне далеко ехать, — объяснил я. — Зима надвигается, погода вот-вот испортится. Если я не хочу замерзнуть где-нибудь на горном перевале, надо трогаться в путь.