Мерседес из Кастилии
Шрифт:
— А давно ли вы видели «Пинту»? — спросил адмирал.
— Каждый раз, когда мы подымали зажженный фонарь, нам отвечали с «Пинты» тем же! — отвечал Винцент Пинсон.
— Пускай сейчас еще раз подымут зажженный фонарь! — приказал Колумб.
Приказание его было тотчас же исполнено, и вскоре вдали среди бушующих волн засветился слабый огонек. После того еще несколько раз подавали товарищам этот сигнал, и те отвечали, но при этом каждый раз на большем от «Нинньи» расстоянии; наконец, этого огонька совсем не стало видно.
— Видно, брата сильнее уносит, чем нас, — сказал Винцент-Янес, — а мачта у него слишком слаба: она
Хотя Колумб приказал убрать бизань, но в такую погоду это было дело нелегкое, и взяться за него могли только самые опытные и надежные матросы, как Санчо-Мундо и Пэпэ. Когда им это удалось, маленькое судно оказалось всецело во власти ветра и волн, и его быстро гнало ветром и уносило волнами. Бороться со стихиями можно было только рулем, но и на то нужно было много опыта и искусства, уменья и осторожности.
Тревога и страх росли среди экипажа.
— Наш киль слишком облегчен, Винцент-Янес, — сказал Колумб, — и хотя сделать это весьма трудно, но необходимо наполнить наши боченки хотя бы морской водой, чтобы увеличить балласт «Нинньи» и придать ей больше устойчивости. Но при этом нужно быть очень осторожным, чтобы не допустить воды в трюм, помните это!
Кормчий, выслушав распоряжение адмирала, тотчас же приказал приступить к этой нелегкой операции, которую поручил опытнейшим и надежнейшим людям.
После нескольких часов опасной работы, еще раньше, чем стало рассветать, большое число пустых бочек было наполнено морской водой, и судно стало заметно устойчивее.
Под утро полил проливной дождь и ветер из южного стал западным. На «Ниннье» установили снова бизань, и маленькое суденышко понеслось, как птица, по разъяренным волнам.
После восхода опасность, грозившая «Ниннье», как-будто уменьшилась, но зато «Пинты» нигде не было видно, и большинство полагало, что она пошла ко дну. Облака становились более легкими; волны мало-по-малу делались равномернее, и матросы перестали держаться за снасти, что они делали для того, чтобы не быть смытыми с палубы. Вскоре подняли еще один или два паруса, и каравелла пошла в желаемом направлении.
Глава XXV
Вскоре после восхода солнца с марса раздался радостный крик «Земля!» При этом одни утверждали, что это уже берег Европы, другие, более разумные, думали, что это Мадейра, а Колумб заявил, что это Азорские острова.
С каждым часом расстояние между берегом и судном уменьшалось. Вдруг ветер повернул, и в течение целого долгого дня маленькое судно боролось с ветром и волнами, стараясь добраться до желанной гавани. Солнцо зашло в тяжелых, густых облаках, и ночь надвигалась грозная, темная. Желанная земля все еще была за ветром и еще настолько далеко, что нельзя было надеяться добраться до нее до наступления ночи. Но и во тьме «Ниннья» продолжала употреблять все усилия, чтобы приблизиться к тому пункту, где они видели землю. Колумб ни на минуту не сходил с юта; ему казалось, что судьба всех его открытий висит на волоске.
Когда взошло солнце, к великому отчаянию всех, находившихся на судне, земля совершенно исчезла из виду. Некоторые стали утверждать, что то была вовсе не земля, а просто обман зрения, но адмирал был уверен, что они во тьме миновали остров, и потому приказал изменить курс и итти к югу. Не прошло двух часов, как снова показалась земля, но за кормой; тогда «Ниннья» еще
Вдруг под ветром увидели свет. Явилось предположение, что это тот остров, который видели первым, и это обстоятельство подтвердило предположение Колумба, что они находятся среди группы островов и что, держась ветра, им удастся к утру достигнуть какой-нибудь гавани. Однако, эти ожидания не оправдались, и Колумб готовился уже провести эту ночь семнадцатого в такой же мучительной неизвестности, как и предыдущую, когда радостный крик: «Земля под ветром!» заставил всех встрепенуться.
«Ниннья» смело пошла вперед и к полуночи подошла достаточно близко к острову, чтобы бросить якорь. Однако, море было так бурно и ветер так силен, что якорный канат не выдержал, и злополучную каравеллу унесло в море. Тогда снова поставили паруса и снова стали бороться и с морем и с ветром; но, наконец, под утро стали на якорь с северного берега острова. Здесь они узнали, что адмирал опять был прав, и что они пристали к Санта-Марии, одному из Азорских островов.
На этих островах португальцы пытались овладеть каравеллой; они задержали у себя лучших людей экипажа, но Колумб преодолел все эти препятствия, и, в конце концов, двадцать четвертого февраля со всем своим экипажем вышел в море и пошел к берегам Испании.
В течение первых дней погода им благоприятствовала, и к вечеру двадцать шестого числа они отошли от Азорсках островов на целых сто лье по прямой линии к Палосу. Но затем погода сильно испортилась; однако, всех поддерживала надежда на скорое окончание плавания. Второго марта, в субботу, когда, по расчетам Колумба, его судно находилось всего в ста милях от берегов Португалии, ночь наступила при довольно благоприятных условия, и адмирал, прежде чем удалиться на покой, заметив, что у руля стоит Санчо, обратился к нему со следующими словами:
— Ты провел у руля все это тяжелое время, Санчо! Немалая слава и немалая честь вести судно в такие страшные ураганы, как те, что нам пришлось испытать!
— Я так же думаю, как вы, сеньор адмирал, что это служба немаловажная, и надеюсь, что вознаграждение за эту службу будет соответствовать по весу ее тяжести!
— Почему же не почет, а вознаграждение? — спросил шутливо дон Луи, стоявший подле адмирала.
— Почет и почести, сеньор Педро, слишком сухое и холодное угощение для бедного человека; для меня один дублон стоит двух герцогств, потому что дублоны дают мне уважение соседей и окружающих, а герцогства наделили бы меня только насмешками этих самых людей! Дублоны всякому нужны, а почести и титулы только тем, кто к ним с детства привык! Это наряд пышный, правда, но его лучше не косить! Пусть мне дадут мешок червонцев, а всякие почести я охотно предоставлю тому, кто до них охотник!
— Ты превосходный моряк, Санчо, но слишком болтлив для рулевого! Не теряй из виду своего направления, а дублоны сами собой придут к тебе по окончании нашего плавания!
— Премного вам благодарен за это последнее уверение, сеньор адмирал, а чтобы доказать вам, что и в то время, когда работает мой язык, глаза мои продолжают делать свое дело, я попрошу ваше превосходительство, а также и сеньоров кормчих обратить внимание вон на тот клочок облаков, который, по-моему, не предвещает нам ничего доброго!