Мертвая голова
Шрифт:
В дверь постучали еще раз, гораздо громче и настойчивей.
Иванов и Сергеев молча переглянулись, кивнули друг другу и прижались к стене по обе стороны от двери.
— Кто там? — спросил Сергеев.
— Лейтенант Колотилов, — ответили из коридора. — Городское управление правопорядка.
Милиционеров федеральные агенты также не ждали в гости. К тому же, это мог оказаться совсем не милиционер, мало ли кто чего скажет…
«Я открываю дверь — ты его держишь», — жестами показал Сергеев. Иванов кивнул: «Я готов».
Сергеев переложил пистолет в левую руку, щелкнул замком
— Больше никого нет, — сообщил он Иванову, закрывая дверь.
— Мое служебное удостоверение лежит во внутреннем кармане пиджака, — просипел придавленный к стене лейтенант Колотилов.
Иванов развернул милиционера лицом к себе. Лейтенант Колотилов крепко прижимал к груди объемистую папку-скоросшиватель и часто-часто моргал, словно готов был заплакать. Сергеев бесцеремонно залез к нему в карман. Лейтенант Колотилов не осмелился возразить — Иванов по-прежнему держал его на прицеле. Сергеев сличил лицо нежданного визитера с фотографией на удостоверении — похож, разве что на снимке нос гораздо прямее.
— Что же, добрый вечер, лейтенант, — сказал Сергеев, возвращая удостоверение владельцу.
— Э-э… добрый, — неуверенно согласился Колотилов, покосившись на Иванова, опустившего пистолет.
— Чем обязаны столь позднему визиту? — деловито поинтересовался Сергеев.
— Я принес вам это. — Лейтенант Колотилов боязливо протянул Сергееву папку. — Здесь материалы по убийству Копфлоса. Все, что у нас есть.
— Очень кстати, — сказал Сергеев, принимая папку. — Благодарим за содействие, лейтенант. Родина вас не забудет.
Лейтенант Колотилов задом попятился к выходу.
— Собственно, это все… До свидания…
— До свидания, — сказал Сергеев, а Иванов, прощаясь, помахал милиционеру рукой, в которой все еще держал пистолет. Лейтенант Колотилов опрометью выскочил в коридор, дверь за ним захлопнулась с треском.
— Скользкий тип, — проговорил Сергеев задумчиво.
— Прохвост, — сказал Иванов.
Сергеев вернулся в кресло, пистолет положил на подлокотник, раскрыл на коленях папку, принесенную лейтенантом Колотиловым, перевернул несколько листов…
— Так-так, что мы имеем? А имеем мы стандартный набор следственных действий: осмотр места преступления, осмотр тела, допрос свидетеля, обнаружившего труп — и все. Ничего интересного, в общем. Хочешь посмотреть на картинки?
Сергеев протянул Иванову пачку черно-белых фотографий. На первом же снимке Иванов увидел жалкий обезглавленный труп несчастного Копфлоса, лежащий в черной луже запекшейся крови. Дальше Иванов смотреть не стал. Сергеев продолжал листать машинописные страницы протоколов, изобилующие большим количеством опечаток.
— Ага, — сказал он, — домашний адрес Копфлоса. Улица Нахимова, дом двадцать один. Завтра утром надо будет наведаться в его квартирку.
— Уж не пропавшую ли голову Копфлоса ты собираешься там искать? — осведомился Иванов.
— Нет, конечно, — сказал Сергеев. —
— Какую зацепку? — Иванов зевнул. — Там уже побывала следственная бригада, все перевернуто вверх дном, никаких следов нет…
— Протокола осмотра квартиры Копфлоса в этой папке нет, — сказал Сергеев. — Вот, сам посмотри.
Иванов посмотрел и убедился, что напарник прав.
— Да, действительно. Тогда, конечно, придется нам самим посетить этот адрес: Нахимова, двадцать один.
Он вернул папку Сергееву, а сам повалился на кровать. Поворочавшись, пожаловался:
— Я уже и не помню, когда ложился спать раньше двенадцати.
Неутомимый Сергеев копался в папке. Нашел листок в клеточку, из школьной тетради. На листке было написано от руки: «Лаврентий Жребин, Климент Пряхин, Антон Неизбежин. Крематорий».
— Ну и что? — спросил Иванов, когда Сергеев зачитал ему надпись.
— Странная записка, — сказал Сергеев. — Не находишь?
— Может, она случайно оказалась в этой папке? — предположил Иванов.
Сергеев покачал головой.
— Не думаю.
— Ну ладно, — покорно сказал Иванов, — заглянем и в крематорий — завтра. Все — завтра…
Ночью Иванов долго не мог уснуть. За окном трещали лодочные моторы. В голове теснились неясные образы, требовали воплощения. Иванов лежал с закрытыми глазами и, словно разноцветные стеклышки, перебирал слова, пока не сложился стих, в котором нашли отражение впечатления от дневной поездки.
Люди, живущие возле дороги,Бросают камни навстречу машинам,Плюют вслед проезжающим мимо,Люди, живущие возле дороги.Они живут плохо, хуже некуда,Им отсюда податься некуда,У них есть дом, но в доме нет окон,Им отсюда деваться некуда.Они хотели б жить лучше, но лучше не могут,У них всегда не хватает денег,А иногда не хватает еды,Они хотели бы лучше, но только не могут.Их жизнь тщета и ловля ветра,А у них уже подрастают дети,Дети уедут и не вернутся,Но все тщета и ловля ветра.ОТВЕТЫ НА НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ
Прошлым вечером Северная Венеция встретила федеральных агентов не очень радушно: было прохладно, пасмурно и шел дождь. А нынче с самого утра опять объявилось жгучее летнее солнце, от мокрых стен домов валил пар, улица слепила глаза тысячью острых, как стеклянные осколки, бликов.
Иванов щурился, потел и боролся со страстным желанием раздеться до трусов. Увы — раздеться он не мог, кобуру с пистолетом в трусы не спрячешь. Сергеев был более привычен к жаре, он несколько лет прожил на юге.